Хадлстон Уильямсон - Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920

К нашему огромному удивлению, они также запрашивали телескопические прицелы (от которых британцы во Франции давно отказались) для размещения на открытой позиции, а поскольку наши орудия были много тяжелее, чем их, русские лошади, размером чуть больше пони, с огромным трудом тянули пушки, когда проходимость была тяжелой. Наша упряжь также была слишком велика для них и требовала больших трудов для подгонки; и при их привычке к старомодной упряжи наши современные нагрудные хомуты были для них совершенной загадкой, так что нам приходилось долгое время все это собирать самим.

Тем не менее наконец орудия были готовы к бою, заряжены и хоть как-то расставлены и стали стрелять в направлении цели. Все русские были так довольны, что могут расстрелять внушительное количество снарядов, что настояли на том, чтоб им дали возможность усердно пострелять залпами шрапнелью при нулевых и коротких запалах. Им хотелось продемонстрировать восхищенным солдатам, как много шума и дыма можно произвести нашими большими 18-фунтовыми снарядами по сравнению с ничтожными подкалиберными снарядами их собственных пушек, из которых примерно 60 процентов вообще не взрывалось.

Однако гаубица калибра 4,5 не представляла проблем вообще, потому что она была проста и элементарна в обращении, насколько может быть орудие, и еще потому, что в 1916 г. мы уже снабдили ими многие батареи старой Российской армии. Нашлось несколько офицеров, пользовавшихся ими раньше, а в Новочеркасске была одна из тех самых гаубиц, и мы использовали ее для учебных занятий в училище, причем на ней, на блоке казенника, произведенном в Ковентри в 1916 г., был аккуратно нанесен рисунок скрещенных российского и британского флагов.

Командир батареи гаубиц калибра 4,5 произвел на меня впечатление очень квалифицированного человека, и действительно, когда батарея прибыла на фронт, ее тут же бросили в бой, а примерно через две недели она покрыла себя славой в боях у железнодорожного узла Миллерово.

Примерно в час дня, наделав порядочно шуму и дыма, после периодических небольших совещаний, обычно сопряженных с мучительными головоломками для британских инструкторов, батарее был отдан приказ вернуться в казармы. Генерала Горелова, Найта, Линтона и меня пригласили на обед в столовую бригады в маленькой деревне Утенок, сливавшейся с пригородами Новочеркасска. Нас отлично накормили и познакомили с сестрами милосердия, прикрепленными к бригаде, которые, похоже, сочетали в себе помощников по столовой, курьеров, медиков, поставщиков провизии, жен, подруг, любовниц и главных утешительниц для господ офицеров и солдат этой бригады, за которыми они всегда шли в бой.

Я потом встречался со многими сестрами, приданными ко всевозможным частям на фронте, и хотя временами на этой должности и наблюдались злоупотребления, в большинстве случаев эти женщины подавали пример, которому офицерам было бы неплохо следовать, пример преданности долгу и трудной работе. Они переносили огромнейшие трудности, им всегда недоставало теплой одежды и обычных жизненных удобств, и, за немногими исключениями, они были призваны чисто для работы и помощи, а не для развлечения офицеров. Многие из них на самом деле были аристократического происхождения, и им пришлось носить грубую одежду и не иметь ничего того, чем обычно обладают утонченные женщины, так что они никогда не могли полностью проявить свои способности и часто выглядели как крестьянки.

Однако было ли это на батареях или в полках, или в госпитальных поездах, или в маленьких деревенских организациях по эвакуации больных и раненых в немногие существующие госпитали, нас всегда поражала стойкость, с которой русские женщины из всех классов общества делали все, чтобы помочь антибольшевистским силам. Наверно, никогда не будет известно, сколько их умерло от тифа, попало в плен или было убито большевиками. Офицеры всегда обращались с ними с исключительной вежливостью, а солдаты испытывали к ним просто собачью преданность.

Практика, позволявшая им сопровождать в походе боевые части, определенно давала некоторым исключительно привлекательным дамам возможность быть в зоне боев вместе со своими мужьями, но, из каких бы социальных слоев они ни происходили, это никогда не мешало работе, для которой они там находились. Лишь в более высоких структурах и некоторых технических службах, проводивших большую часть времени в поездах на линиях сообщения, возникали кривотолки в их отношении.

Многие из штабов держали при себе слишком много женщин, и, пока те помогали в уходе за ранеными, если начинались проблемы, генералы старались держать свои поезда как можно дальше от источников опасности и перемещались, не останавливаясь и словно позабыв о своих войсках.

Глава 3

Так как было похоже на то, что мне суждено работать исключительно с донскими казаками, я решил, что мне следует побольше узнать о них, и взял себе за правило ознакомиться с их историей.

Как я узнал, именно во время татарского нашествия на Дон русские впервые решили колонизовать этот дикий и варварский тракт вдоль реки. Первыми туда стали прибывать недовольные или ссыльные русские, для кого жизнь в Москве при Иване Грозном и других царях XVI и XVII веков стала невозможной, а когда к концу XVII столетия царь Алексей Михайлович превратил крестьян в рабов, еще больше людей стало уходить на юг. За ними последовали жертвы религиозных притеснений и люди, желавшие отомстить татарам или намеревавшиеся спасти пленников. Так возникло разнородное сборище людей, основавших первое военное сообщество на Дону.

Называемые казаками от татарского слова «хозак», означающего седло, они становились исключительно легкими кавалеристами, когда им приходилось отказываться от кольчуги во время долгих походов в кампаниях против азиатов. Они объединялись в лагеря, именуемые «станицами», и выбирали своего собственного вождя, называя его «ватманом» – от этого и произошло современное название «атаман» . Земледелие было запрещено, и они жили охотой, рыбной ловлей и добычей от набегов.

Вскоре они разделились на казаков верхнего и нижнего Дона, и из-за различия в условиях, в которых жили эти две части казацкого общества, их характеристики стали сильно отличаться. Те, кто жил на верхнем Дону, были преимущественно русскими, светловолосыми, скорее ленивыми и лишенными духа предпринимательства и воинственности. А из казаков нижнего Дона, постоянно воевавших и смешивавшихся с татарами и черкесами на Кавказе и на территории, ныне именуемой Кубанью, сформировался этнический тип, для которого характерен смуглый цвет кожи, стройность фигуры, черные волосы и гораздо более активный и драчливый нрав.