Владимир Шигин - Адмирал Нахимов

С салинга «Марии» мичман Ваня Манто прокричал срывающимся мальчишеским голосом:

– Впереди ясно вижу турецкую эскадру! Располагается в боевой линии полумесяцем под берегом. Вижу семь фрегатов и три корвета.

– Есть! – коротко отреагировал на доклад командир «Марии» капитан 2 ранга Барановский.

Ветер снес последние остатки тумана, и теперь даже с палубы было хорошо видно, что турецкие суда были поставлены на близком расстоянии от берега, береговые батареи прикрывают фланги и центр боевой линии. У якорей некоторых фрегатов были видны шлюпки, там копошились люди. Похоже, турки тоже заводились на шпринги, но почему они этого не сделали раньше? – Нахимов прохаживался вдоль фальшборта, сложив руки за спиной. Десять шагов в одну сторону, десять в другую. Наверное, если сложить все пройденное им за службу расстояние, получится едва ли не кругосветное плавание…

– Никак на целую милю растянулись! – подал голос из-за спины верный Остено.

– Да уж! – хмыкнул вице-адмирал, продолжая движение. Десять шагов в одну сторону, десять в другую.

Наши сближались по-прежнему в полном молчании. В этом молчании сквозило какое-то высшее презрение к смерти и уверенность в победе. Дойдя до неприятеля, правая колонна должна был развернуться на шпринге и палить по турам правым бортом, а левая – левым. Все, на первый взгляд, очень просто, но эта простота кажущаяся. За ней опыт многих поколений российских моряков, опыт их нынешнего флагмана.

На подходе к рейду Нахимов приказал уменьшить ход.

– С большого хода линейным кораблям при попутном ветре будет трудно согласно диспозиции встать на якорь! – пояснил вице-адмирал свою мысль стоявшему подле него старшему адъютанту Остено.

На кораблях одновременно убрали брамсели, отдали марсафалы. Фрегаты «Кагул» и «Кулевчи» с разрешения флагмана отделились от главных сил, и пошли в назначенные для них места у входа в бухту. Их задача – прикрыть эскадру со стороны моря от всяких неожиданностей.

С линейных кораблей до шканцев «Императрицы Марии» доносилась дробь барабанов и протяжные звуки сигнальных горнов. Это по приказу командующего на эскадре играли боевую тревогу.

Нахимов настолько ювелирно рассчитал курс входа в бухту, что береговые батареи № 1 и № 2 оказались слишком далеко от русских кораблей, а прислуга № 3 и № 4 батарей опоздала, так как спала в другом месте, опоздала к моменту прохода эскадры мимо этих батарей. Поэтому с началом боя нам мешали становиться на шпринг только батареи № 5 и № 6.

После первого залпа с турецкого флагмана огонь открыла уже вся турецкая эскадра. Офицеры и матросы наскоро рвали паклю и запихивали ее в уши. Теперь для подачи команды на палубе надо было показывать жестами или кричать на самое ухо. Впрочем, так было в морских сражениях всегда. Вскоре появились первые попадания, корабли несли ущерб, как от фрегатов, так и от батарей. Появились первые раненные и убитые.

На подходе к расписанным по диспозиции местам, наши корабли попали под сильнейший перекрестный огонь турецкой эскадры и береговые батарей. Стоявшие на левом фланге боевой линии турок фрегаты «Навек-Бахри», «Несими-Зефер», батареи № 3 и 4 били что есть силы по правому борту подходящих к ним линкоров. Одновременно фрегаты «Ауни-Аллах», «Дамиад», «Кайди-Зефер», «Низамне» и батарея № 6 поражали русские корабли особо опасными продольными залпами.

Осман-паша, наблюдая за входящей в бухту русской эскадрой, все еще надеялся, что московиты не выдержат столь сосредоточенного и яростного огня и повернут вспять. Но московиты были настойчивы и их корабли приближались неумолимо. Что касается наших, то они стремились как можно быстрее прорваться сквозь зону заградительного огня, стать на якорь и начать прицельный огонь.

Историк пишет: «По счастию нашему, вместо того, чтобы сосредоточивать продольный огонь на палубы, а боковой – на подводную часть русских судов, турецкая артиллерия – в надежде замедлить наступательное движение русских и в ожидании, что наши команды пойдут по мачтам убирать или закреплять паруса, – била преимущественно вверх, по мачтам и по всему такелажу. Но у наваринского героя П. С. Нахимова были свежи в памяти поучения прошедшего: ему был известен свойственный турецким морякам расчет, и потому судам был дан приказ взять на гитовы, то есть уменьшить давление ветра на паруса».

Однако с каждой минутой огонь турок усиливался. Турецкие ядра летели вверх, ломали на наших кораблях реи и стеньги, дырявили паруса, рвали фалы и ванты. Появились первые повреждения, пролилась первая кровь. Огонь турок был столь ожесточен, что уже через несколько минут после начала боя на головной «Императрице Марии» была перебита большая часть рангоута и стоячего такелажа. Беспомощно повисли на разбитых реях фалы, а на грот-мачте осталась лишь одна невредимая ванта. Флагман Нахимова, принявший первый удар противника, почти лишился возможности передавать сигналы. Бой только начался, а связь между флагманом и эскадрой была уже затруднена. Как это скажется на дальнейшем развитии событий, не мог предсказать никто. Получил свое и шедший вслед за флагманом «Великий князь Константин». Борт линейного корабля принял подряд несколько залпов ядер, книпелей и картечи.

Несмотря на серьезные повреждения, «Мария» уверенно продолжала итти вперед, увлекая за собой эскадру.

Наконец, над «Марией» взвился долгожданный сигнал: «Отрыть огонь».

И тогда разом грянуло! Грохот шестисот пушек потряс Синопскую бухту. Все заволокло дымом. Где-то в турецкой линии взметнулось кверху пламя, полетел разнесенный вдрызг такелаж. Теперь уже наши корабли один за другим проходили вдоль турецкой линии, осыпая неприятельские фрегаты и корветы бомбами и ядрами, стараясь занять положенные им по диспозиции места.

Проходя мимо фрегата «Навек-Бахри», флагман Нахимова воздал ему должное и накрыл фрегат полновесным бортовым залпом. Не останавливаясь, «Мария» прошла дальше, вглубь бухты, осыпав по пути градом ядер и бомб еще один попавшийся ей на пути другой фрегат.

Позднее историками будет подсчитано, что бортовой залп шести российских линейных кораблей из 312 пушек весил 5627 кг против 2706 кг из 262 корабельных и береговых турецких орудий. Имели мы превосходство и в тяжелой артиллерии Мы имели 44 бомбических и 206 36-фунтовых пушек против 5 бомбических на берегу и на «Таифе», и 80 32-фунтовых на турецких фрегатах. Перед боем, разумеется, соотношение сил могли лишь прикидывать весьма приблизительно.

Из воспоминаний участника боя лейтенанта А. Сатина: «… Но вот на турецком адмиральском фрегате показался клуб дыму, раздался первый выстрел, и не успело ядро просвистать, как неприятельская эскадра опоясалась белой пеленой, и ураган ядер проревел над нами. За первым залпом последовал всеобщий батальный огонь. Турки, кажется, этого не ожидали. Они воображали, что, бросив якоря, мы пошлем людей по реям убирать паруса, а потому орудия их были наведены по мачтам, и первый залп не причинил нам почти никакого вреда. Потом под нашим огнем и при густом дыме им было трудно взять верный прицел… Что было первые пять, десять минут, сказать трудно. Мы стреляли, по нас стреляли. Не только в батареях, но даже с палуб ничего в дыму не было видно… Гром выстрелов, рев ядер, откат орудий, шум людей, стоны раненых – все слилось в один общий адский гвалт. Бой был в разгаре…»