Леонид Млечин - Фурцева

Аппарат райкома состоял из отделов — организационного, пропаганды и агитации, промышленности, военного, а также из особого и финансово-хозяйственного секторов и бухгалтерии. Разрешалось иметь семь-восемь технических работников. Богуславскому полагался помощник. В приемной первого секретаря велось круглосуточное дежурство, как в рабочие, так и в выходные и праздничные дни.

Орготдел, в котором работали тринадцать-пятнадцать инструкторов, контролировал партийные организации района. Сектор учета кадров ведал подбором номенклатурных работников — то есть тех, кто назначался и смещался с должности по решению райкома. Сначала кадровый вопрос обговаривался, как правило, с Фурцевой, потом оформлялся решением бюро. Список номенклатурных работников утверждался на бюро. На каждого из них заводилось личное дело, в котором хранились справки-объективки, характеристики с места работы, отзывы товарищей по работе, рекомендации и т. д.

В те времена (до лета 1955 года!) в анкетах еще существовали вопросы о службе в царской армии, об участии в оппозициях, службе в полиции и белой армии. Во всех анкетах обязательно был вопрос: находились ли вы или ваши ближайшие родственники на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны?..

В личное дело инструктор подшивал копии решений о назначении, снятии с должности и вынесении взысканий. ЦК периодически выражал недовольство тем, что «в приказах, постановлениях и учетно-кадровых документах не указываются истинные причины и основания увольнения или перемещения работников». Высшее партийное руководство требовало «раз и навсегда прекратить порочную практику назначения на руководящую и материально ответственную работу проворовавшихся на прежней работе людей, повести решительную борьбу с семейственностью, круговой порукой, угодничеством и подхалимством». Но сотрудники райкома в решениях предпочитали ограничиваться обтекаемыми формулами.

Екатерина Фурцева отвечала и за работу сектора учета, ведавшего партийными документами (это учетные карточки членов партии и бланки партийных документов, то есть партбилеты и кандидатские карточки). Орготдел занимался и приемом в партию. В отдел из партийной организации района поступали документы кандидата в члены ВКП(б). Курирующий парторганизацию инструктор готовил документы для заседания бюро. Если бюро голосовало «за», на нового члена партии заводили учетную и контрольную карточки (краткие биографические данные, дата приема в партию и трудовая деятельность). Учетная карточка хранилась в райкоме, контрольная отправлялась в ЦК, в сектор единого партбилета. Если член партии переходил на работу в другой район, туда же пересылали и его учетную карточку.

«ЦК партии сознательно ограничил прием интеллигенции в партию, — писал руководитель отдела пропаганды ЦК КПСС Георгий Лукич Смирнов. — Действовала жесткая установка: принимать в партию рабочих и колхозников. Соответствующие цифры-задания доводились до обкомов и райкомов партии. В соответствии с ними первичные организации получали разнарядку на определенное количество анкет для желающих вступить в партию… В результате сотни и тысячи заявлений о приеме в партию от преподавателей, учителей, журналистов, ученых годами оставались не рассмотренными… Но орготдел стоял как стена, а первые секретари обкомов и крайкомов привыкли видеть в орготделах высшую инстанцию партийной мудрости».

Отдел пропаганды (восемь-девять инструкторов) проводил агитационные кампании в районе, ведал партийной учебой, подготовкой и переподготовкой пропагандистов и агитаторов. Промышленный отдел (пять инструкторов) обязан был следить за тем, чтобы предприятия района выполняли государственный план, а хозяйственные руководители неукоснительно исполняли свои обязанности и соответствовали морально-политическому облику директора-коммуниста.

В особом секторе райкома хранились решения бюро и документы, поступавшие из городского комитета или ЦК. Финансово-хозяйственный сектор контролировал уплату первичными организациями партийных взносов и платил зарплату освобожденным партработникам. Два раз в неделю по три часа в райкоме принимал население один из секретарей, Петр Богуславский — раз в месяц.

Военный отдел состоял всего из одного человека. Формально он должен был следить за работой правоохранительных органов на территории района. Но правом контроля за милиционерами или тем более за чекистами даже первый секретарь райкома Богуславский не был наделен. Это входило в компетенцию соответствующих наркоматов и ЦК партии. Но у первого секретаря было право особого рода. В соответствии с постановлением Совнаркома и ЦК от 1 декабря 1938 года «О порядке согласования арестов» задержание членов и кандидатов ВКП(б) требовало санкции первого секретаря райкома (а в его отсутствие второго). Партийные секретари, как правило, не препятствовали действиям Наркомата внутренних дел или госбезопасности, но формально могли возразить.

Бдительности во время войны придавалось особое значение. По городу ходили невероятные слухи о шпионах, которые наводят вражеские самолеты на город. Врач скорой помощи Александр Григорьевич Дрейцер записал в дневнике: «Один из старших врачей рассказал интересный случай. На Моховой, в верхнем этаже, жила глухая и подслеповатая старушка лет семидесяти пяти. Никак не могла усвоить правил светомаскировки. По вечерам всегда зажигала свет. Ни управдом, ни милиция не могли сладить с глухой. Поздно вечером во время воздушной тревоги в ее окне снова появился свет. Выстрел в окно. Шальная пуля, или часовой для острастки выстрелил. Пуля попала в голову старушке. Старушка мертва. Везут в приемный покой. Раздели. Под гримом „старушки“ оказался сорокалетний мужчина».

История — совершенно невероятная. Если бы немецкой разведке удалось внедрить в Москве такого ценного агента, глупо было бы использовать его для нарушения светомаскировки при авианалетах. Немецкие бомбардировщики сбрасывали свой груз с большой высоты, и одно-единственное освещенное окно летчики просто не заметили бы.

От райкомов требовали мобилизовывать население на борьбу с внутренним врагом, помогать органам выявлять шпионов и антисоветчиков. Так, 4 ноября 1941 года комендант Москвы генерал-майор Кузьма Романович Синилов докладывал наркому внутренних дел Берии: «В городе проживает много враждебного, антисоветского элемента, деятельность которого все больше активизируется по мере приближения фашистской армии к столице. За период с 20 октября по 2 ноября 1941 года расстреляно на месте — 7 человек, расстреляно по приговорам Военных трибуналов — 98 человек. Осуждено к тюремному заключению на разные сроки — 602 человека.