Б Соколов - Михаил Тухачевский - жизнь и смерть Красного маршала

По словам Фервака, Тухачевский называл себя футуристом и только в футуризме и близком к нему дадаизме видел будущее искусства. Что не мешало ему преклоняться перед Бетховеном. Именно с "великим глухим" сравнивал Тухачевский свою Родину:

"Россия похожа на этого великого и несчастного музыканта. Она еще не знает, какую симфонию подарит миру, поскольку не знает и самое себя. Она пока глуха, но увидите - в один прекрасный день все будут поражены ею..."

Мечты о военных подвигах закономерно предполагали и веру в величие России - иначе страна не будет иметь сильной армии, а без мощных вооруженных сил в своем распоряжении никому еще не удавалось стать великим полководцем. Тухачевский же явно грезил о лаврах Наполеона.

Тем временем в России назревала революция. Несмотря на скудость доходившей до узников информации оттуда (только из германских газет), Тухачевский ее предчувствовал. Незадолго до февраля 1917 года он поделился с Ферваком своими мыслями о будущем российской монархии:

"Вот вчера мы, русские офицеры, пили за здоровье русского императора. А быть может, этот обед был поминальным. Наш император - недалекий человек... И многим офицерам надоел нынешний режим... Однако и конституционный режим на западный манер был бы концом России. России нужна твердая, сильная власть..."

Но саму революцию и сопровождавшее ее разложение русской армии Тухачевский сначала переживал очень тяжело. Лидии Норд он признавался:

"Когда я узнал о революции и прочитал в немецкой газете о начавшемся развале армии, - я взял газету, ушел в уборную, там разорвал ее в клочки и... плакал... Да, плакал. Но той же ночью мне приснился сон, что Вел. Кн. Николай Николаевич взял армию в свои руки и формирует новые части. Сон был настолько живой и правдоподобный, что я поверил ему. Тогда мысль о побеге стала совсем неотвязчивой".

Молодой подпоручик мечтал о сильной личности, которая сможет восстановить порядок в стране и в армии. Но в этом качестве он рассматривал не только бывшего верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, пользовавшегося уважением у значительной части офицеров, но смещенного Николаем II после неудач 1915 года. Видя слабость пришедшего на смену царю демократического Временного правительства, Тухачевский однажды сказал Ферваку:

"Если Ленин окажется способным избавить Россию от хлама старых предрассудков и поможет ей стать независимой, свободной и сильной державой, я пойду за ним".

А в другой раз еще более определенно заявил:

"Я выбираю марксизм!"

Как-то вечером Фервак с Тухачевским читали по-французски Достоевского. И когда дошли до рассуждений писателя о будущей славянской федерации, Михаил Николаевич заявил:

"Разве важно, осуществим ли мы наш идеал пропагандой или оружием? Его надо осуществить - и это главное. Задача России сейчас должна заключаться в том, чтобы ликвидировать всё: отжившее искусство, устаревшие идеи, всю эту старую культуру... При помощи марксистских формул ведь можно поднять весь мир! Право народам на самоопределение! Вот магический ключ, который отворяет России двери на Восток и запирает их для Англии. Революционная Россия, проповедница борьбы классов, распространяет свои пределы далеко за пограничные линии, очерченные договорами... С красным знаменем, а не с крестом мы войдем в Византию!"

А позднее добавил:

"Мы выметем прах европейской цивилизации, запорошивший Россию, мы встряхнем ее, как пыльный коврик, а потом мы встряхнем весь мир!"

Как созвучно это той песне, что пели гитлеровские штурмовики в начале 30-х:

Дрожат одряхлевшие кости

Земли перед боем святым.

Сомненья и робость отбросьте!

На приступ! И мы победим!

Нет цели светлей и желаннее!

Мы вдребезги мир разобьем!

Сегодня мы взяли Германию,

А завтра - всю Землю возьмем!..

Так пусть обыватели лают

Нам слушать их бредни смешно!

Пускай континенты пылают,

А мы победим - всё равно!..

Пусть мир превратится в руины,

Всё перевернется вверх дном!

Мы - юной земли властелины

Свой заново выстроим дом!

(пер. Льва Гинзбурга)

Написал эту песню, кстати сказать, тут же, в Баварии, поэт Ганс Бауман, заедаемый нищетой и тяжело переживавший унижение Германии после поражения в первой мировой войне. Наверное, сходные переживания испытывал и Тухачевский в ингольштадтской неволе, особенно в свете известий о неудачах и разложении русской армии. О большевиках он знал еще до войны от своего друга Кулябко. Теперь их программа мировой революции и построения нового справедливого общества начинала казаться единственным средством возрождения величия Россия - ведь именно она должна была бы нести светоч великого учения всему миру! Может быть, прав Сабанеев: Тухачевского привлекал сверхчеловек Ницше, и у Достоевского, одного из его любимых писателей, Михаила привлекала не критика наполеоновского комплекса, а мысль о русском мессианизме.

Если заменить в песне Баумана Германию Россией, то ты, мой читатель, вполне мог бы предположить, что ее распевали не члены гитлерюгенда, а комсомольцы 20-х. Тухачевскому в Ингольштадте было 23, Бауману, когда написал "Одряхлевшие кости", - 19. У обоих была вера, что молодежи суждено разрушить старый мир одряхлевшей европейской цивилизации и построить на его руинах новый, светлый мир. Тухачевского влекло завораживающее:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим!

Кто был ничем, тот станет всем!

Чтобы разрушить, требовалась мощная армия, во главе которой должны были встать новые генералы, взамен царских. И вполне можно было повторить успех Наполеона. Думаю, что уже в Ингольштадте Тухачевский внутренне сделал выбор в пользу большевиков. Предчувствовал, что правительство Керенского долго не продержится. И стремился как можно скорее, любой ценой попасть в Россию, чтобы принять участие в надвигающихся великих, поистине исторических событиях.

После Февральской революции в России начались погромы помещичьих имений и самовольный захват крестьянами дворянских земель. Некоторые офицеры в Ингольштадте, имевшие поместья, возмущались поведением "взбунтовавшейся черни". Тухачевский же горячо доказывал, что земля должна принадлежать тем, кто на ней работает. Сказывалось воспитание в декабристском духе. Да и с крестьянами, как мы помним, Тухачевские жили душа в душу, а имение во Вражском было уже столько раз заложено-перезаложено, что никакая экспроприация не могла нанести его владельцам большого ущерба.

В конце концов для побега представился удобный случай. На основе международного соглашения пленным разрешили прогулки в городе, при условии, что они дадут письменное обязательство не пытаться бежать во время прогулок. Находившийся вместе с Тухачевским в Ингольштадтском лагере А. В. Благодатов, (впоследствии - генерал-лейтенант Советской Армии), следующим образом описывает обстоятельства последнего, удачного побега: