Николай Зенькович - Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы

Несколько дней, сидя дома, разбирал вынесенные из рабочего кабинета бумаги. Долго примеривался, куда бы их пристроить. Это оказалось делом непростым. Все полки и шкафы и без того до отказа заполнены старыми газетами и журналами.

Изредка перезванивался с коллегами. Все сидят по домам. Что будут делать дальше — никакого представления.

Время от времени раздавались звонки от журналистов, чаще всего от зарубежных. С ними у меня хорошие отношения, часто встречались в нашем офисе пресс-центра в гостинице «Октябрьская», что на улице Димитрова, а также в моем цековском кабинете. Нередко они приглашали меня в свои корпункты, в посольства, а то и к себе домой. Многие были и у меня в гостях, знали мою семью.

Кто сейчас руководит Центральным Комитетом, спрашивали они. Собирается ли Политбюро, Секретариат ЦК? С кем я поддерживаю связь? Что могу сказать о самоубийствах маршала Ахромеева, управляющего делами ЦК Кручины?

Фактически все нити управления партийными делами находились в руках члена Политбюро, секретаря ЦК Петра Лучинского. Заместитель Генерального секретаря Владимир Ивашко болен. Лучинский стал, по сути, вторым лицом в партии, деятельность которой приостановлена. Горбачев, как известно, свои полномочия генсека сложил. Лучинскому отведен небольшой кабинет в одном из зданий на Старой площади. Нет, не в первом подъезде, где прежде сидели секретари ЦК, а в пятом, вместе с хозяйственными службами Управления делами ЦК. Примерно через месяц Лучинский и другие секретари перебрались в девятый подъезд. Там же обосновались и остатки аппарата ЦК российской Компартии во главе с Купцовым и Ильиным.

Часто задавали вопрос: опечатан ли кабинет Горбачева?

Я ссылался на информацию коменданта зданий на Старой площади Александра Колесникова: да, кабинет бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева, расположенный в подъезде номер один, на пятом этаже, действительно опечатан. К цековским зданиям проявлялся большой интерес. Иногда комендатура, уступая настойчивым просьбам иностранных и советских журналистов, проводила для них экскурсии.

Как вели себя коллеги в святая святых высшей партийной власти? По-разному. Наибольшей корректностью отличались зарубежные корреспонденты. Немало наслышавшись о бесцеремонности и развязности забугорной пишущей и снимающей братии, сотрудники комендатуры имели возможность сравнить их поведение с поведением своих соотечественников.

Рекорд невоспитанности, граничащей с цинизмом, ставят, как ни странно, женщины. Особенно неприятный осадок остался от посещения представительницы еженедельника «Союз». Видавшие виды работники комендатуры были потрясены: грузная дама, войдя в кабинет покончившего самоубийством управляющего делами ЦК КПСС Кручины, как ни в чем не бывало взгромоздилась в его кресло и потребовала, чтобы сопровождавший фотокорреспондент запечатлел ее на память. Затем перебрала все трубки телефонов и, найдя включенный городской, позвонила к себе домой и прерывающимся от восторга голосом сообщила, откуда она звонит.

На этом дама не остановилась. Большое удовольствие доставило ей открыть ящики письменного стола трагично ушедшего из жизни человека, тщательно перелистать календарь с пометками и записями, телефонные справочники с фамилиями знакомых Кручины. Столь же кощунственно вела она себя и в комнате отдыха, в которую проследовала после освоения кабинета. Обнаружив отечественный одеколон «Эллада», отечественную зубную пасту и отечественные зубные щетки, разочарованно состроила брезгливую гримаску: при его-то возможностях — и такая дешевка?

Тут уж и работникам комендатуры стало не по себе…

Что еще узнавали работники прессы из экскурсий? Что кабинет Горбачева на Старой площади скорее всего займет Силаев (Горбачеву хватит и кремлевского!), что в цековских кабинетах, в которых уже прошла инвентаризация, сняты портреты Ленина. Они сданы на склад, и, поскольку материальной ценности не представляют, акты на списание не составляются. Другое дело — рамы от портретов. Вот они в имуществе числятся, их сдают под расписку.

Из здания журналистов провожал начальник службы муниципальной безопасности Алексей Веденкин. Пройдет несколько лет, и его именем демократические средства массовой информации начнут пугать россиян, требовать над ним суда.

Тогда же его кабинет размещался в пятом подъезде, в комнате номер 410. Начальнику новой службы — всего 26 лет. Он был очень уверен в себе:

— Думаю, за год мы одолеем преступность в городе. Наша служба новая, и действовать мы будем по-новому.

Из разговора выяснилось, что в муниципальной службе безопасности установлена норма: преступление должно быть раскрыто за 24 часа. Многоопытные журналисты изумленно качали головами — такие темпы не снились даже чекистам Дзержинского на заре их революционной деятельности!

Перед моими глазами по-прежнему стоит опечатанный кабинет Горбачева. Белая полоска бумаги поперек дверных затворов — словно флаг капитуляции. Выиграл он или проиграл во время своего затворничества в Форосе? Наверное, все-таки проиграл, потому что вернулся совсем в другую страну — страну Ельцина. Ельцин потребовал опечатать здания КПСС, и Горбачев безропотно выполнил это требование. Не стал исключением и кабинет генсека.

ЦК — это двадцать четыре здания общей площадью 170 000 квадратных метров, где размещалось более трех тысяч человек.

Интересно, кто все-таки сядет в кресло Горбачева? Рассказывали, что в это коричневое, хорошей кожи кресло Генерального секретаря первым уселся клерк из хозчасти ЦК. Он добросовестно отработал здесь несколько смен. Работал как… испытатель: а годится ли это место для первого лица в государстве? Нет ли сквозняков от мощной вентиляции?

Помню, как удивился я, когда впервые подошел к дверям этого кабинета. Вопреки ожиданию, вместо цифры «1» красовалась цифра «6». Внутри «святая святых» — просторный холл с телефонным пультом. За рабочим кабинетом — комната для отдыха. Отдельный лифт. Глухие ковры. Посередине — прямоугольная полянка чистого паркета, на которую старались не наступить, чтобы не оставить ненароком след от подошвы.

С дверей у входа в спецбуфет кто-то отвинтил тяжелую, наверное, литую ручку. Остались две дырочки от шурупов, словно следы от пуль августовской заварухи.

Общее впечатление такое, будто здесь только что была объявлена внезапная эвакуация. В кабинетах беспорядок, столы завалены бумагами, документами, которые не успели пропустить через измельчающую машину. На некоторых кабинетах пломбы сорваны. Наверное, искали золотые канделябры, о которых ходило столько слухов. Представляю разочарование, которое охватывало мародеров при виде скромной обстановки цековских кабинетов.