Юрий Сушко - Самая лучшая сказка Леонида Филатова
Будучи в Москве, мастер через сына передал великодушное приглашение Леониду заглянуть вечерком в гости. Трепещущий Филатов оделся в лучшее, пришел. У Райкина за столом сидели его старинные приятели – Леонид Лиходеев, Лев Кассиль, корифеи отечественной словесности. «Меня усадили, дали чего-то выпить, – вспоминал Филатов. – Я рта раскрыть не могу. Мальчишка из Ашхабада – а напротив три классика. Райкин милостиво улыбался, потом взял меня за руку и повел в кабинет…»
Стали беседовать. Цепко держа своего юного гостя почему-то за пульс, Аркадий Исаакович предложил ему перейти в свой театр. Обещал квартиру, освобождение от воинской повинности, скорые зарубежные гастроли – в Англию, Германию, Японию, весной в Польшу. «Будешь и играть, и писать, и делать, что хочешь», – как хитрый змей, как коварный Мефистофель, искушал Райкин. Однако Филатов все же набрался наглости и, пока его не оставили окончательно силы, пролепетал: «Я должен подумать, взять тайм-аут». «Возьмите, – как-то разочарованно произнес Аркадий Райкин. – Два дня, но больше думать нельзя».
Но «хорошенько поразмыслив, я понял: двух солнц не бывает. Райкин был чистопородным гением. Он на сцене – рядом никого нет, все остальные на подхвате. У него работали прелестные артисты, но… гений есть гений…» – через два дня сделал безутешительный для себя вывод Филатов. А тут еще подлил масла в огонь однокурсник по «Щуке» Иван Дыховичный, который в то время как раз подвизался в подмастерьях у Райкина. Выслушав лихорадочный рассказ Филатова о фантастическом предложении Райкина стать заведующим литературной частью театра миниатюр, сказал как отрезал: «Ни в коем случае, я сам мажу лыжи… Ты знаешь, кто от него уходит?!. Миша Жванецкий, Рома Карцев и Витя Ильченко. Ты хочешь заменить всех троих?..»
Слава те Господи, хоть не самому Райкину в глаза пришлось отказывать. «К счастью, – крестился Филатов, – в театр позвонила его жена. Я, мямля, стал говорить, что на Таганке много работы, что я привык к Москве. Она засмеялась: «Вы так же привыкнете и к Ленинграду… Ладно, оставайтесь. Но я вас хочу предостеречь – бросайте курить. На вас же невозможно смотреть!»
Курить он, разумеется, не бросил. Но в своем театре навсегда остался, не стал искушать судьбу. А на Таганке, словно по мановению волшебной палочки, посыпались работы, одна за другой. И какие – ведущие! Автор в «Что делать?» по Чернышевскому, Пушкин (в ипостаси философа, историка, мыслителя, артиста) в «Товарищ, верь!», Сотников в «Перекрестке» (инсценировке по повестям Василя Быкова), Горацио в «Гамлете». Словом, роли обрушились, как из прохудившегося рога изобилия…
Настало время, когда Филатов даже стал увиливать от каких-то незначительных ролей, сбегая на киносъемки. «Однажды Юрий Петрович все-таки поймал меня за хвост, – сожалел актер, – и настоял, чтобы я играл крохотную рольку в спектакле «Дом на набережной». Пришлось подчиниться…»
Потом Любимов увидел в нем булгаковского Мастера. «Играть ведь его невозможно, – поначалу маялся Филатов, – это же облако духовности. Почему на сцену должен выходить актер с моими усами, носом и скулами и говорить: «Я – Мастер»? Нескромно и неловко. Вот если бы эту роль сыграл сам Юрий Петрович… А он считал, что я просто ленюсь…» Любимов же позже высказывал свою версию: «Я хотел, чтоб Филатов играл Мастера, а он как-то выжидал, потому что он считал, что это все равно не пойдет. Была какая-то внутренняя оппозиция у некоторых актеров, что это блажь и что это никто не разрешит… И некоторые актеры выжидали: принять участие или подождать, посмотреть…»
Сперва роль Мастера, молодого, мягкого и интеллигентного человека, растерявшегося под натиском грубого мира, исполнял в первых спектаклях хороший актер Дальвин Щербаков. Филатов же привнес в этот образ иную, свою индивидуальность. Его Мастер был смирившимся, безропотно принявшим свою судьбу человеком, прекрасно знавшим цену короткому земному счастью. Он воистину заслуживал покоя, который дарует и разделит с ним неистовая Маргарита. «Тот, кто любит, должен разделять судьбу того, кого любит…» – завещал Булгаков. Зрители, критики, коллеги, все без исключения отмечали, что Филатов был акварельно прозрачен в красках в новой для него страдательной позиции, тонкий, мягкий, с тревожной нотой принятия своей необратимой и роковой доли.
Герой Филатова был поэтом. По градусу, по страстному желанию говорить правду. Поэт всегда причастен к Вечности. В финале они покидали нас, осиротевших зрителей, Мастер и его Маргарита, уходя в глубину сцены, крепко держа друг друга за руки – в распростертое перед ними и нами небо, прямо к сияющим звездам, которые всегда были и всегда будут…
(Забегу чуть-чуть вперед. В самом начале нового, ХХI века группа таганских актеров (в числе которых был и Филатов) рискнула прикоснуться к «рукописям, которые не горят». Их усилиями была создана практически полная аудиоверсия бессмертного романа Михаила Булгакова – 17 часов звучания «Мастера и Маргариты»! Как сказал классик: чтобы в России при жизни стать знаменитым, надо прожить очень долго, а чтобы быть понятым, добавим, нужно жить вечно. Это удается немногим.)
Конечно, Филатов был страшно раздосадован, когда у него сорвалась роль Раскольникова в «Преступлении и наказании». Он просто не смог репетировать из-за неотложной операции на голосовых связках. «А потом показалось неловко расталкивать всех локтями, не такой я человек…» – говорил он.
От Самозванца в «Борисе Годунове» сам отказался – в самом разгаре были сказочно-заманчивые съемки «Избранных» Соловьева в далекой Колумбии. «К тому же понял, что с моим слухом роль… не спеть».
Потом, несколько позже, неожиданно прозвенел очередной тревожный звоночек. И опять-таки от медиков. На репетиции чеховской «Чайки» Филатов, выходя из лодки, смог едва переставить ногу через борт… руками. Режиссер Сергей Соловьев, увлекшийся театром, простодушно изумился: «Леня, это перебор! Тригорин не такой уж старый – сорок четыре всего». «Да при чем здесь Тригорин! – разозлился актер. – У меня самого нога не вылезает… Затекает, не пойму, что такое…» И все равно еще как минимум полгода продолжал играть в «Чайке».
Конечно, в голову время от времени лезли самые нехорошие мысли. Разномастные болячки его буквально преследовали по пятам: то язва, то вдруг проблемы с горлом, то еще какая-то зловредная ерунда привяжется. Филатов благодарил Бога и Высоцкого, который в свое время буквально вытащил его из липких, противных объятий страшной болезни – лимфоденита: «Он меня уложил в… больницу, к своим врачам и сам весь процесс курировал, и приезжал, и спрашивал: «Как?» А Филатов лежал расколотый совершенно, в мнимом параличе. Позже выяснилось, что это не паралич, но страшно было очень…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});