Борис Федоров - 10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы

Многие смышленые специалисты уже тогда любыми путями стремились уйти из ЦК КПСС в исполнительные органы. Корабль явно тонул.

Любопытным был и мой весьма своевременный, но незапланированный уход из ЦК КПСС, где уже не осталось надежды на плодотворную работу. Шел июнь 1990 года. Б.Ельцин вопреки сопротивлению союзных властей стал Председателем Президиума Верховного Совета РСФСР. В воздухе носилось предчувствие реальных перемен, мирной революции. Носителем всего прогрессивного и нового была безусловно Россия (тогда — РСФСР).

Вскоре началось формирование первого свободного Российского правительства. Тогда еще в демократию в России все свято верили, и была сделана попытка привести в правительство новых и энергичных людей. Решили даже объявить чуть ли не конкурс и подвергнуть кандидатов на министерские должности обследованию в особой психологической комиссии. Идея была неплохая, но вряд ли подходящая для России.

Попытка эта была половинчатой и непоследовательной, члены правительства никакими комиссиями не утверждались. Мне позвонил С.Шумилин, которого я знал по ИМЭМО и который теперь был советником И.Силаева, и пригласил пройти комиссию. Я пошел в Белый дом втайне от своего цековского начальства и довольно долго отвечал на самые разнообразные вопросы, весьма странные, порой даже нелепые.

Через некоторое время меня вызвали к И.Силаеву и предложили на выбор посты министра финансов или министра внешней торговли. Я выбрал Министерство финансов как, безусловно, наиболее важное в правительстве. Вероятно, в моем назначении сыграли роль Г.Явлинский и Е.Ясин, которые в то же время вели переговоры с Б.Ельциным, хотя на роль «протектора» позднее претендовал и Р.Хасбулатов.

До назначения я, как и другие министры, встречался с членами ряда комитетов парламента. На каком-то собеседовании любимец ЦК КПСС, Герой Социалистического Труда и потом горячий демократ Н.Травкин спрашивал меня о том, не являюсь ли я агентом ЦК КПСС и буду ли до конца отстаивать интересы России.

Тогда министров утверждали на заседании Верховного Совета, и мне пришлось стоять перед залом и отвечать на некоторые формальные вопросы, а затем меня единогласно утвердили (трудно себе сегодня представить такое в Госдуме). Пока еще почти все в стране были за демократию и реформы.

Так, совершенно неожиданно, я в 32 года в первый раз стал министром финансов России. Опять началась совсем новая жизнь.

Судьба же нашей группы консультантов сложилась, на мой взгляд, печально. В партии интеллектуальные аналитики были уже не нужны. В конечном итоге остатки группы использовал Р.Хасбулатов, которому остро были нужны «мозги» в противостоянии с исполнительной властью. Разгон парламента в 1993 году поставил и на этом жирную «точку».

Программа «500 дней»

(июль-декабрь 1990 года)

ПЕРВОЕ РОССИЙСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО: ВСЕОБЩИЕ НАДЕЖДЫ

Первое Российское правительство после объявления 12 июня 1990 года суверенитета России (от кого?) представляло собой очень любопытную и даже странную команду. Там были, например, старые хозяйственные «зубры» типа И.Силаева и Г.Кулика. Пришли и народные депутаты СССР, включая министра юстиции Н.Федорова, Г.Фильшина, Ю.Скокова, В.Ярошенко.

Из МИДа с должности начальника управления перешел А.Козырев, из аппарата Совета Министров СССР — Г.Явлинский. Самым большим долгожителем команды образца июля 1990 года оказался министр связи В.Булгак, который и по прошествии девяти лет недавно являлся вице-премьером правительства.

В том правительстве министром внутренних дел был печально прославившийся позже В.Баранников (он приходил ко мне согласовывать бюджет МВД). Управляющим делами Совмина непонятно по какой причине был назначен генерал КГБ А.Стерлигов, в то время весьма тихий, молчаливый и неполитизированный, что не помешало ему потом превратиться в политика-ультранационалиста.

Я как-то присутствовал при телефонном разговоре Г.Явлинского с Е.Гайдаром, которому предлагалось место министра труда России. Однако Е.Гайдар отказался, сославшись на «обязательства» перед «Правдой» и ее главным редактором Фроловым. Мне такая позиция показалась, мягко говоря, довольно странной, но многие специалисты не хотели тогда связываться с «провинциальной» российской властью и отказывались от работы в российских ведомствах.

И.Силаев появился во главе правительства России достаточно случайно. Союзные власти не имели ни одного сильного претендента на эту должность и заранее были обречены на поражение. Среди российских кандидатов сильные позиции имел тогда М.Бочаров, возглавлявший концерн «Бутек»[5], но казавшийся многим слишком авантюрным и непоследовательным.

И.Силаев — союзный вице-премьер — как раз в этот момент имел достаточно плохие отношения с союзным премьером Н.Рыжковым, хотя и был его заместителем и главой бюро по машиностроению. В российской верхушке посчитали И.Силаева лучшим из компромиссных вариантов, хотя никто даже не потрудился спросить будущего премьер-министра о его экономических взглядах.

Надо признать, что состав правительства был неровным и, наверное, еще менее компетентным, чем Советское правительство того же периода, так как с самого начала большинство его членов набиралось по политическим, а не профессиональным критериям. А как следствие невероятная политизированность правительства. Все считали себя великими политиками и реформаторами, подчас абсолютно безосновательно. Очень модно тогда стало «воевать» с Союзом и его министерствами и ведомствами.

Особой политизацией отличались банковские вопросы, и союзные органы власти допустили огромную стратегическую ошибку, сразу упустив контроль над Центробанком России.

Осенью 1990 года много говорилось о борьбе за Центральный банк как за эмиссионный центр страны. Председателем Банка России с подачи Р.И.Хасбулатова был назначен известный экономист Г.Матюхин, который когда-то был моим оппонентом по кандидатской диссертации и членом совета при защите докторской диссертации. В Госбанке СССР оставался В.В.Геращенко, назначенный еще в 1989 году. Между ними развернулась настоящая борьба за влияние, в разгар которой стороны часто полностью забывали о деле. Я до сих пор, например, не уверен, что существовала реальная необходимость раздробления спецбанков и перехода на казначейскую систему исполнения бюджета. В этом было существенно больше политики, чем экономики.