Валерий Перевозчиков - Возвращение к Высоцкому

А вот из Школы-студии Высоцкий привел и Севу Абдулова, и Жору Епифанцева…

В этой компании Высоцкий был одним из самых младших?

Конечно, но в этом доме Володю любили, и здесь все были на равных. В этой компании все были личностями, причем личностями самостоятельными, незаурядными. Ну, может быть, в магазин бегали чаще Володя Акимов и Володя Высоцкий. Все-таки, действительно, они были помоложе…

У Кочаряна было очень развито чувство справедливости, мне об этом многие говорили.

Да, это точно. Лева вообще не терпел, когда при нем кого-то унижали.

Расскажите историю, когда Стриженов вернулся из Японии…

Мы пошли в ресторан «Узбекистан». И Володя говорит: «Олег, я сейчас тебя опозорю». — «Да ты с ума сошел. Как это ты меня опозоришь? Я — Стриженов, меня все знают…»

И вдруг Володя бросается к нему в ноги, а это было часов в двенадцать… Ну все смотрят, естественно, на Стриженова — он очень красиво одет, только из Японии… Так вот, Володя бросается в ноги — и на всю улицу: «Горе горькое по свету шлялося!»

Ваша квартира была основным местом сбора. А в других местах вы бывали?

Да, периодически. Но штаб-квартира была здесь. Во-первых, каждый мог прийти к Леве или просто в дом. Ведь иногда Лева уезжал в экспедиции. Именно здесь праздновали все дни рождения. А потом, квартир толком ни у кого не было, а у нас — довольно большая. Это сейчас у всех квартиры, кооперативы, а тогда с жильем было трудно. И любили, любили ребята Большой Каретный.

В какой-то период этот дом стал вторым домом для Высоцкого. То есть он мог просто остаться ночевать или даже жить некоторое время…

Да, конечно. Он жил тут и работал, и уезжал отсюда, и сюда приезжал. Как-то Лева уезжал в Ленинград, делать какие-то пробы. А Толя Утевский и Володя поехали его провожать. Предупредили меня, что вернутся ночевать сюда, потому что Толян жил уже довольно далеко. Сказали: «Инуля, не волнуйся, проводим и приедем ночевать. Дверь не запирай». Я и не запираю. Поезд ушел где-то около двенадцати ночи… Час — их нет, два — их нет, и никто не звонит. Вдруг утром звонок из Ленинграда: оказывается, они в Ленинграде — Володя, Лева и Толян.

Почему и как?

Пришли провожать, сели в поезд. Поговорили. «А почему бы нам не съездить в Ленинград?» — «Ну давайте съездим». Вот и поехали. Все очень просто.

Был интересный случай, когда в квартире осталось ночевать столько народу, что Высоцкому не хватило места…

Володя пришел поздно, все уже спали — и не только лечь, прислониться негде было. Буквально все занято.

А Лева был ужасно изобретательный человек: он положил Володю в ванну, а так как стелить уже было нечего, налил теплой воды, а под подбородок положил досочку, чтобы он во сне не захлебнулся. И всю ночь бегал, подливал ему горячую воду. Я говорю: «Ты чего?» — «Володька простудится, надо ему теплой водички подлить». А Володя утром встал — так здорово! И спать было удобно, и чистый… Прибегает ко мне: «Я самый чистый, мне первому завтракать». Было такое…

Жили шумно, весело. Однажды поздно вечером после съемок решили поужинать. А в рестораны уже не пускают. Володя говорит: «Пойдем в «Арагви», пустят, сегодня моя смена…» Приходим — дверь закрыта. Володя стучал, стучал, рвался, рвался… Не открывают. Он снова. Дверь наконец приоткрывается, высовывается рука — и Володя получает в челюсть. Дверь мгновенно захлопывается. Володя потрогал челюсть и говорит: «Нет, ребята, сегодня не моя смена».

А какие песни пели в вашем доме?

Разные: русские народные, романсы, военные песни, и очень модные тогда так называемые блатные. У нас главными певцами были Олег Стриженов, Саша Шворин, даже не Володя. И все сами аккомпанировали себе на гитаре. Гитара всегда была у нас, она и сохранилась — вот та, первая Володина гитара. На ней автографы Высоцкого, Утевского, Стриженова… Именно на этой гитаре Володя аккомпанирует себе на единственной оставшейся записи 1965 года. Она была записана летом, перед отъездом Игоря Кохановского в Магадан. Тогда они решили заново переписать все песни, потому что первые пленки были очень плохого качества. Да еще нажмут не на ту кнопку, сотрут кусок и переписывают снова.

Вы в числе очень и очень немногих людей, которые помнят, как записывались первые песни Высоцкого.

Я помню, как была написана самая первая песня. Это было в 1961 году. Я хорошо это помню, потому что Лева работал тогда на «Увольнении на берег», а Володя там снимался. Да, тут Акимов проследил — он действительно снимался во всех фильмах, где работал Лева. И вот тогда Володя написал песню «Татуировка».

Причем он подошел ко мне и говорит: «Инуль, ребята не верят, что это я написал, ты уж подтверди». Когда появились первые его песни, мы их не очень-то и выделяли. А я почувствовала их силу так… Мы были в Одессе, и Володя пел на квартире у Толи Гарагули. И когда он запел военные вещи, я увидела слезы на глазах старых моряков. Понимаете, они — плакали! Тогда меня это потрясло.

А вы никогда не видели, как он писал свои песни, то есть карандашом на бумаге?

Может быть, он когда-то в блокноте и писал… Но в принципе у меня было впечатление, что песни из него будто лились. Он этими песнями разговаривал с друзьями. Это был способ общения с друзьями.

И тут же, на ходу, он их перерабатывал. Были песни, которые он только что записал, а потом приходит и говорит: «Левушка, ты знаешь, давай еще раз». Потому что он уже что-то переосмыслил.

А как происходила сама запись?

И днем, и ночью они очень серьезно работали, записывали, потом слушали. Если что-то заскрипело, значит, надо еще переписать. У нас на магнитофоне «Днепр-II» все клавиши были одинаковые, не на ту нажмешь — сотрешь запись. Поэтому все пленки были «ущербные» — а их переписывали помногу раз. Но и Лева, и Володя получали колоссальное удовольствие от этих своих сеансов звукозаписи.

Какие-то конкретные случаи вы узнаете в его песнях?

Например, строка «Недавно головой быка убил» связана вот с таким случаем. Всей компанией мы выходили из ВТО, и привязались какие-то пьяные парни. Драка! И Лева кого-то головой ударил в живот… Я даже помню, как они ночью записывали эту песню и дико хохотали.

В какой мере первые песни связаны с его собственным детством?

Каждая песня была чем-то вызвана — какой-то ассоциацией, каким-то знакомством, каким-то случаем. А что касается дворовых песен — ничего такого в его юности не было. У нас был очень интеллигентный и порядочный дом. И Володе негде было встретиться со своими песенными персонажами, и с гражданином Токаревым негде было встретиться. Единственное общение такого рода у него было с Гераскиным — нашим участковым. Гераскин прекрасно знал всех нас.