Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья

Но вот невзгоды, трудности и радости учебы позади. Инструктор старший сержант Волков пишет служебную характеристику:

"Летную программу закончил с общей оценкой "отлично". Имеет налет на УТИ-4:

вывозных - 109 полетов - 10 час 03 мин

контрольных - 114 полетов - 13 час 49 мин

самостоятельно - 83 полета - 10 час 43 мин

Считаю целесообразным дальнейшее обучение на новой материальной части..."

Не знал я тогда этой характеристики и твердо был уверен, что готовится выпускная, а следовательно, на фронт. Но мой выпуск был отсрочен.

Повезло, правда, что вскоре инструктором группы был назначен Сергей Саломатов, раньше пас успевший окончить школу и ускоренную программу подготовки инструкторов. Ежедневные настойчивые просьбы - и вот уже Саломатов пишет выпускную характеристику:

"Партии Ленина-Сталина и социалистической Родине предан. Летать любит, в полете вынослив. Активно участвует в общественной и политической жизни подразделения. Целесообразно использовать в истребительной авиации РККА. Достоин присвоения воинского звания сержант.

С аттестацией и выводом согласились:

Командир звена мл. лейтенант Шалдыр.

Командир отряда лейтенант Хозяйчиков.

Командир 4 иаэ капитан Потапов.

Решение утверждающего аттестацию: Выпустить военным пилотом в строевую часть. Присвоить воинское звание сержант.

Начальник школы полковник Кутасин.

11 января 1943 г."

* * *

Прощай, родная школа! Почти три долгих нелегких года шел к цели. Своим внешним видом мы значительно отличались от выпускников довоенных и послевоенных лет: поношенные серенькие шинели, шапки-ушанки, обмотки. Какую же надо было иметь сноровку, чтобы, надев ботинки, быстро и в меру красиво намотать эти знаменитые обмотки!

И вот в начале февраля 1943 года небольшая группа выпускников-батайцев прибыла для прохождения дальнейшей службы в 25-й запасной авиационной полк, базировавшийся тогда здесь же, в Азербайджане. Хотя и не на фронт мы попали, но уже считались самостоятельными летчиками. Мы понимали, что в запасном полку долго не задержимся и что по прибытии очередной части с фронта для пополнения или переучивания сразу же вольемся в нее.

Два месяца службы в 25-м запасном успеху в летном деле не сопутствовали, так как все внимание командование уделяло переучиванию, комплектованию маршевых полков. Мы же летали редко - ходили в наряды, изучали новую авиационную технику. Большим счастьем считали встречи с летчиками-фронтовиками, которые имели боевой опыт, были награждены орденами, а некоторые стали уже и Героями Советского Союза.

В это время заканчивали переучивание на "Аэрокобрах" летчики 16-го и 45-го истребительных авиационных полков, в которых служили будущие знаменитые асы Покрышкин, братья Глинка, Речкалов, Клубов, Бабак, Фадеев. Довелось видеть их в полетах, в летной столовой, а иногда и слушать беседы с необстрелянными вроде нас выпускниками. Мы втайне надеялись попасть в один из этих полков, но вскоре они убыли на фронт. А уже через два месяца в воздушных боях над Кубанью родилась слава Покрышкина и Глинки, Бабака и Клубова, Фадеева и Лавицкого.

Мог ли я тогда подумать, что совсем скоро мне посчастливится прибыть на Кубань и вместе с этими прославленными летчиками ходить в атаки. А пока что в начале апреля Евгения Денисова, Николая Новикова и меня направили в 494-й истребительный авиационный полк, находившийся на переучивании и пополнении.

Здесь также было немало летчиков с боевым опытом. Командовал полком майор Белов, который принял нас, как показалось, с неохотой: "Зеленые, необстрелянные..."

Я попал в эскадрилью капитана Цикина. Имевший на своем счету около десятка сбитых фашистских самолетов комэск был награжден орденами Ленина и Красного Знамени. К нему меня и назначили ведомым. Радовался я несказанно, но мучили и сомнения: ведь чтобы быть ведомым у такого известного бойца, самому надо многое уметь и знать.

И вот в первый же летный день комэск проверил мою технику пилотирования в зоне. После полета, зарулив самолет на стоянку, я хотел только одного скрыться куда-нибудь, чтобы не слышать, о чем будет говорить комэск: слетал я хуже некуда - на петле "перетянул" машину и едва не сорвался в штопор, на глубоких виражах "гулял" по крену и высоте, как по крутым волнам, да к тому же и сел с "козлами".

Капитан Цикин вылез из кабины раньше. Заметив мое замешательство, сказал:

- Вылезай! Чего сидишь?

Отстегнув ремни, я нерешительно подошел к командиру эскадрильи. Он положил руку на мое плечо, как-то внимательно поглядел в глаза и спросил:

- Давно не летал?

- Месяца два, - ответил я, чуточку слукавив: на самом деле летал я недели две назад.

- Ну, тогда ничего. Бывает и хуже.

- Куда уж хуже, - говорю, - гоните сразу.

- А вот это хорошо! Правильно даешь оценку.

Комэск долго и подробно разбирал мой полет, потом практически показал все в полете сам. Я повторил - получилось хорошо, но мудрый ведущий, подметив мой бравый настрой, заметил:

- Теперь я уверен, что летать со мной в паре будешь. Только старайся в меру, а не как в первом полете.

Летать мы стали часто. Это радовало: скоро на фронт. Через месяц нам присвоили звание старший сержант - мы, трое прибывших в полк последними, сравнялись в звании с остальными молодыми пилотами.

А стоял уже июнь сорок третьего. Помню, жара нестерпимая, сушь... Как-то вечером после ужина, когда весь полк смотрел на открытом воздухе, в так называемом летнем клубе, кинофильм, дежурный по части объявил громко:

- Всем молодым летчикам срочно в штаб!

Выскочили как по тревоге, и каждый думал: "Что означает этот вызов? Почему только молодых?"

Вскоре все разъяснилось. Начальник штаба приказал:

- Старшие сержанты Гучек, Денисов, Дольников, Богашов, Кондратьев, Можаев, Кшиква, Новиков, Климов и лейтенант Шанин, собрать вещи и быть готовыми сегодня ночью отправиться на фронт.

Бывает же так!

Проводили нас добрыми напутствиями. Заняв теплушки, короткой июньской ночью мы двинулись в путь. Уже по дороге узнали, что едем в распоряжение командующего 4-й воздушной армией.

В небе Кубани

Нестерпимо душно и тесно в солдатских теплушках. Здесь и бывалые фронтовики после ранений и переформирования, и совсем зеленые новобранцы, еще не обстрелянные, не нюхавшие пороха. В нашем вагоне посвободнее: только офицерский состав. Слово "офицер" для нас пока еще не привычное, будто чужое. Красный командир - вот это родное, армейское. Соседи дружно поют "Катюшу". У нас тихо. Правда, кто-то пытался запеть "Синий платочек", но поддержки нет все в думах.

Все еще не верится, что едем на фронт. Прежде боялись: кончится война без нас. Теперь видим: хватит и на нашу долю. О положении на фронтах знаем лишь в общих чертах из сводок информбюро, сообщений газет, рассказов фронтовиков.