Тамара Сверчкова - Скальпель и автомат

Глава IV

Острогожский кошмар

Где же мой родной госпиталь 2926?

Жаркий июнь. Пути войны привели в город Острогожск, где нас соединили с госпиталем 2654. Развернулись в двух зданиях — техникума и школы, во дворе — госпитальный продовольственный склад.

Фашисты подступили к городу, стараясь взять его в клещи. В сводках Информбюро сообщаются нерадостные вести. «Наши части после тяжелых боев, перед натиском хорошо вооруженных врагов отступили, оставляя родные места…» Фашисты бомбят и обстреливают город. Черная пыль и гарь от пожаров висят над ним, в небе и на земле несмолкаемый гром войны. А ночью по дорогам отступают войска, движутся колонны машин. По обочинам уходят люди в тыл, спасая свою жизнь, несут детей, гонят скотину. Хромают легкораненые. Центральная дорога разветвляется, потоки людские тоже расходятся — текут в разные стороны, а над ними днем и ночью с воем носится смерть.

Поток раненых захлестнул госпиталь. Не обращая внимания на бомбы, обстрелы, свист пуль и осколков, старшая сестра приемно-сортировочного отделения Екатерина Швыдка и Лида Мацепура — очень сильная, тренированная в работе сестра — не знали отдыха. Они успевали сортировать, разводить и разносить раненых. Машины все подходят, подвозят тяжелых, а легкораненые идут сплошной рекой, и жители с окраин города, больные и раненые, просят помощи.

В операционной врачи Надежда Васильевна Ошкадерова, погибшая в Польше в 1944 году, Мария Николаевна Телегина, Надежда Константиновна Кувшинова, Валентина Александровна Смирнова выбились из сил. Режут, вынимают осколки, штопают живые тела. Старшая операционная сестра Анастасия Побокина и Фира Косарева обеспечивают стерильным материалом, Настя Кривенышева, сделав повязки, устраивают раненых в палаты, откуда их берут на эвакуацию. В перевязочной полно, врачи Варвара Николаевна Неронова, В.А.Смирнова, Наталья Константиновна Беляева, Н.М.Кувшинова, М.И.Кичигина сутками обрабатывают и отправляют в тыл.

В армию Клава Заковоротная была призвана в июле 1941 года и направлена на станцию Народная в Воронежской области, где формировался эвакогоспиталь 2654. Работала старшей сестрой третьего отделения, которое располагалось в одноэтажном здании с голландскими печами. Зима 1941-42 годов была очень холодной, обмундирование нам не выдали, и мы работали в том, в чем приехали. «В самом начале холодов у меня порвались туфли, и я бегала по территории госпиталя, между корпусами, в тряпичных босоножках, по снегу, лежавшему выше колен. Форму нам выдали только в конце зимы, а весной 1942 года наш госпиталь передислоцировали сначала на станцию Жердевка, а затем в Острогожск. В Острогожске, после слияния двух госпиталей, 2654 и 2926, вновь образованному госпиталю дали номер 2926. Несколько человек, в том числе и я, были откомандированы в штаб армии. Но в день, когда мы должны были уехать, комиссар Деркачев отправил меня в соседний госпиталь для сдачи крови тяжелораненому. К моему возвращению уже все откомандированные уехали, а меня отпустили отдыхать на три дня.

Первого августа 1942 года Клава Заковоротная вышла на работу в челюстно-лицевое отделение в день, а второго дежурила в ночь. Наше отделение располагалось в одноэтажном саманном здании, в котором находились также аптека, штаб, большой клуб, была и операционная. Рано утром фашистская авиация начала разрушать город. Первые бомбы посыпались в районе нашего общежития. С началом бомбежки начальник госпиталя Аубрехт и комиссар Деркачев сели в машину и уехали, оставив нас без командования. Все врачи и медсестры оставались на местах. Стали поступать раненые не только с передовой, но и пострадавшие местные жители. В операционной шла безостановочная работа. Штаб спешно выдавал документы раненым, которые сами могли передвигаться. Транспорта для их отправки у нас не было.

Вскоре бомбы посыпались в наше здание. Попали в операционную, затем в штаб, аптеку и аптечный склад, в палаты с ранеными. Немецкие эскадрильи, непрерывно сменяя друг друга, методично били по городу. В отделении уже не было ни окон, ни дверей, ни крыши, оставался целым только клуб, в котором на полу, на матрацах лежали тяжелораненые. Я растащила всех с середины по возможности ближе к стенам. Когда вышла из клуба, никого из сотрудников близко не было, и я, накинув черный халат, легла под куст, надеясь найти спасение. Но в это время из крытой щели высунул голову капитан Сергеев. Увидев меня лежащей под кустом, он зло выругался и заставил спуститься к нему. Там мы просидели до темноты, до тех пор, пока не прекратилась бомбежка. А затем покинули свое убежище и побежали, перепрыгивая через трупы и горящие бревна.

Город превратился в сплошной костер, к нему уже подходили немцы. Двадцать километров до села Щербаково мы бежали, не останавливаясь, а оттуда двинулись, кто как мог, на восток.

Мне повезло больше других. В Щербаково стояла ПЭПовская машина, готовая к отъезду, в ней лежали наши вещи из общежития, и шофер, зная меня, взял с собой. Оттуда мы двинулись на реку Хопер, недалеко от Новохоперска. В город входить было опасно, так как он подвергался бомбежкам. После того, как капитану Педченко удалось собрать нас воедино, мы уже под командой двинулись к Волге. Затем на баржах переправились на ее левый берег. Поскольку после бомбежки медицинского имущества у нас не было, и мы не могли развернуться для приема раненых как самостоятельная единица, нас направили временно на помощь другим госпиталям. Я попала на эвакопункт. Раненых было слишком много, ведь шли бои за Сталинград. Работали мы по 20 часов в сутки, а иногда и по двое-трое суток не ложились спать.

Рано утром фашисты начали ритмичный артобстрел и прицельно бомбили госпитали. Дым горящих домов застилает солнце, повсюду слышны крики о помощи. Раненых стало еще больше. Медсестры Аня Глазунова и Маша Жеребцова работали как все — день и ночь без отдыха. Только однажды, посмотрев на свои грязные от копоти, в пятнах и брызгах крови халаты, пошли умыться и постирать. И никто не мог предсказать, что это последний миг их молодой жизни. Бомбы падают с гудящего неба, недолет… перелет… Вздрагивает, как живая, земля, к ней, родимой, прижались сестры. Страшно видеть с черной свастикой самолет, нацеленный в пике прямо на них. Вскрикнула и забилась Маруся Жеребцова, смертельно раненая осколком в сердце. Она была добровольцем, со второго курса пединститута. Ее под градом осколков Л.З.Смушко, В.А.Смирнова и Н.К.Беляева перенесли в санпропускник и накрыли шинелью. Смушко похоронил ее в саду. В это время во дворе госпиталя начпрод Николай Иванович Жуков раздавал раненым оставшееся в складе продовольствие. Осколком бомбы у Николая Ивановича оторвало челюсть, а два других пронзили спину. Израненных, истекающих кровью бинтуют медики. Убитые остались лежать. Перевязав всех, отправили на эвакуацию на повозках. Их сопровождали врачи Н.М.Кувшинова, М.Богаева. По дороге Жуков скончался.