Игорь Курукин - Анна Леопольдовна

Логика в этом предложении была: мужчина-наследник с безупречно породистой родословной выглядел бы предпочтительнее и незаконнорожденной Елизаветы, и голштинского «чертушки» — сына ее сестры Анны. Заодно стоило заблаговременно умерить возможные претензии на трон самой мекленбургской принцессы — кто знает, как она может повести себя, когда подрастет? И, конечно, надо было исключить влияние ее беспокойного родителя-герцога, который, считал Бирон, «не упустил бы случая внушать дочери гибельные покушения на спокойствие императрицы»41.

Двенадцатилетняя девочка оказалась в центре внимания придворных группировок и дипломатических интриг. Клавдий Рондо отметил в своих донесениях даже слухи о возможном браке дочери герцогини с голштинским принцем. Такой «марьяж» объединял бы две линии династии. Но министры Анны Иоанновны явно не желали объединять российские интересы с голштинскими, памятуя о том, как Екатерине I в 1726 году чуть было не пришлось из-за зятя-герцога объявить совершенно ненужную России войну с Данией. Как признал Остерман после своего ареста в 1741 году, в узком кругу приближенных Анны Иоанновны обсуждался вопрос об устранении от наследования престола потомков Петра I, прежде всего Елизаветы, путем выдачи ее замуж «за отдаленного чюжестранного принца». Но министры Анны ничего не могли сделать с «ребенком из Киля» — сыном Анны Петровны и голштинского герцога Карла Фридриха.

Обстоятельный Остерман подготовил целый доклад на тему о возможных женихах для нашей героини, который больше походил на обзор внешнеполитических связей страны. В итоге министр признал «наиспособнейшим» кандидатом члена «прусского королевского дому», вторым назвал принца из «бевернского дому», каковой был бы угоден и Австрии, и Пруссии42. Анна Иоанновна долго думала. Манифест от 17 декабря 1731 года повелел подданным (на основании петровского закона о престолонаследии 1722 года) вновь присягать самой государыне «и по ней ее величества высоким наследникам, которые по изволению и самодержавной ей от Бога данной императорской власти определены, и впредь определяемы, и к восприятию самодержавного российского престола удостоены будут»43. Подданные, почесав затылки, присягнули неизвестным наследникам — с не сделавшими это разбиралась Канцелярия тайных розыскных дел. Но конкретного имени преемника императрица назвать пока не могла, власть не получила прочного юридического основания, и претензии на трон могли заявить различные претенденты.

Самой, казалось бы, вероятной из них досталась не слишком почетная роль производительницы «высоких наследников». Поначалу более предпочтительным казался ее брак с прусским принцем — благо отношения с сильно прибавившей в политическом весе Пруссией развивались успешно и обе державы договорились совместно действовать в Польше после смерти короля Августа II, чтобы обеспечить избрание угодного им кандидата. Отъезд К. Г. Левенвольде в Берлин заставил дипломатов обсуждать перспективного жениха — кронпринца Карла Фридриха (будущего короля Фридриха II Великого). Но этот возможный брачный альянс насторожил традиционную союзницу России — Австрию. Да и некоторые вельможи, в том числе генерал-прокурор П. И. Ягужинский, выступили его противниками. Однако волнения быстро утихли — в начале 1732 года в Петербург пришло известие об обручении прусского кронпринца со старшей дочерью герцога Брауншвейг-Люнебург-Вольфенбюттельского Фердинанда Альбрехта II Елизаветой Христиной. В этом же семействе подрастал и ее брат Антон Ульрих. Тогда еще никто не знал, что именно он через несколько лет станет мужем нашей героини.

Свято место пусто не бывает — на невесту с приданым в виде Российской империи сразу объявились иные претенденты. Одним из них стал опять же пруссак, Карл Фридрих Альбрехт Гогенцоллерн, маркграф Бранденбург-Шведтский, бравый вояка и будущий генерал Фридриха II. Его интересы отстаивал в Петербурге прусский посланник барон Аксель Мардефельд. Его саксонский коллега Лефорт выдвигал кандидатуру герцога Иоганна Адольфа Саксен-Вейсенфельского — любимца курфюрста Августа II. Англичанин Рондо считал, что и его правительству стоит поучаствовать в этом брачном конкурce — предложить «нашего принца Вильгельма» — десятилетнего Уильяма Августа герцога Камберлендского, сына британского короля Георга II. Фигурировали в перечне женихов и братья датской королевы — принцы Фридрих и Вильгельм Эрнст Кульмбах-Байрейтские.

Маленькая принцесса жила при тетке во дворце. Наступила пора дать императорской племяннице достойное воспитание. При всей любви к сестре государыня понимала, что «дикая герцогиня» была на такие усилия неспособна, тем более что она, как отмечали наблюдательные дипломаты, «сильно предавалась спиртным напиткам» в сочетании со строгими постами. В марте 1731 года у Елизавета Екатерины Христины появился собственный придворный штат во главе с обер-гофмейстером, действительным тайным советником князем Ю. Ю. Трубецким. По совету прусского посланника из Берлина были выписаны гувернантка — она же гофмейстерина — госпожа Адеркас и две фрейлины, которые по прибытии приступили к своим обязанностям. Помимо них в штате состояли французские мадам Белман и «мамзель» Блезиндорф; русская «камер-медхина» Варвара Дмитриева, мундшенк[7] Андрей Шагин, лакей Карл Вильгельм Клеменс и еще четыре «медхины».

Как заметила жена британского резидента, наставница принцессы была дамой опытной и во всех отношениях приятной: «Она чрезвычайно привлекательна, хотя и немолода; ее ум, живой от природы, развит чтением. Она повидала столь многие различные дворы, при большинстве которых ей какое-то время доводилось жить, что это побуждало людей всех званий искать ее знакомства, а ее способности помогли ей развить ум в беседах с интересовавшимися ею людьми. Поэтому она может быть подходящим обществом и для принцессы, и для жены торговца и подобающе поведет себя с той и с другой. В частном обществе она никогда не оставляет придворной учтивости, а при дворе не утрачивает свободы частной беседы. При разговоре она ведет себя так, словно старается научиться чему-то у собеседников, хотя я считаю, что отыщется весьма мало таких, кому не следовало бы поучиться у нее»44. Как увидим далее, гофмейстерина многому научила свою подопечную, в том числе и тому, чего ее наниматели не предполагали.

Седьмого декабря 1732 года императрица дала торжественный обед с участием дипломатического корпуса в честь пятнадцатилетия племянницы. Посланники с интересом рассматривали потенциальную наследницу и дружно нашли, что барышня выглядит старше своих лет. Однако их больше занимали не внешность и другие достоинства юной особы. «Никто не может сообразить, кого же, собственно, ее величество предназначает для своей племянницы», — посетовал под Новый год Рондо45.