Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

После такой жаркой битвы неаполитанский король и вице-король не решались пуститься дальше, в страну, где скрывался неприятель. Тут прибыл император, и они бросились к нему, чтобы показать, что было сделано и что еще оставалось сделать. Наполеон тотчас же направился к самой выдающейся возвышенности, находившейся ближе всего к неприятелю. Оттуда его гений, обозревая все препятствия, скоро проник в тайну этих лесов и гор. Он отдал приказ не колеблясь, и те самые леса, которые остановили отважных принцев, были пройдены с одного конца до другого, и в тот же вечер Витебск, с высоты своего двойного холма мог видеть наших стрелков, спускавшихся в окружающую его равнину[50].

Здесь все останавливало императора: ночь, множество неприятельских огней, покрывавших равнину, неизвестная местность, необходимость произвести рекогносцировки, чтобы руководить дивизиями; а главное — надо было время, чтобы эта масса солдат, проходивших по узкому и длинному оврагу, успела отдохнуть, осмотреться, соединиться, подкрепиться пищей и приготовить оружие к завтрашнему дню. Наполеон спал в своей палатке, на возвышенном холме, слева от большой дороги и позади деревни Куковичи[51].

Двадцать седьмого июля император появился на аванпостах еще до рассвета. Первые лучи солнца указали ему, наконец, где находится русская армия, расположившаяся лагерем на возвышенной равнине, господствующей над всеми дорогами к Витебску. У подножия этой позиции протекала речка Лучеса, промывшая глубокое русло. Впереди 10 тысяч кавалеристов и несколько пехотных отрядов, по-видимому, намеревались защищать подступы к ней. Пехота располагалась в центре на большой дороге. Ее левый фланг находился на возвышенных лесах, а кавалерия на правом фланге вытянулась в двойную линию, упираясь в Двину.

Фронт русских находился, однако, уже не против нашей колонны, а на нашем левом фланге. Он переменил направление вместе с рекой, изгиб которой удалил его от нас. Надо было, чтобы французская колонна развернулась, пройдя по узкому мосту, перекинутому через овраг, отделявший ее от этого нового поля битвы, и переместила фронт налево, выдвинув вперед правое крыло, чтобы с этой стороны опираться на реку и лицом к лицу встретить неприятеля. Император уже обратил внимание на маленький, отдельно стоящий холмик на краю оврага, вблизи моста и слева от большой дороги. Оттуда он мог видеть обе армии, и, поместившись сбоку от поля битвы, мог наблюдать ее, как секундант наблюдает дуэль.

Первыми выступили Двести парижских стрелков 9-го пехотного полка[52]. Они тотчас повернули налево, в виду всей русской кавалерии, опираясь, как и она, на Двину и обозначая левый фланг нового строя. За ними последовал 16-й конный егерский полк и несколько легких пушек. Русские хладнокровно смотрели, как мы дефилировали перед ними и подготовляли свою атаку[53].

Бездействие русских благоприятствовало нам. Но король Неаполитанский, опьяняемый всеми этими взорами, обращенными на него и увлекаемый своей обычной горячностью, двинул егерей 16-го полка на всю русскую кавалерию. Мы смотрели со страхом, как этот бессильный французский отряд, приведенный в беспорядок шествием по местности, перерезанной глубокими оврагами, продвигался к неприятельским массам. Несчастные егеря чувствовали себя приносимыми в жертву и поэтому нерешительно шли на верную гибель. При первом же движении русских гвардейских уланов, они повернулись к ним спиной. Но овраги, через которые надо было переходить, задержали их бегство. Их настигли и опрокинули в овраги, на дне которых многие погибли[54].

При виде этого Мюрат, вне себя от огорчения, бросился с саблей наголо в битву, вместе с шестьюдесятью офицерами и конницей, окружающей его. Его дерзость поразила русских уланов, и они остановились. Во время сражения один из ординарцев спас Мюрату жизнь, отрубив руку врага, уже занесенную над его головой. Остатки 16-го полка, собравшись вместе, отправились под защиту 53-го полка[55].

Эта удачная атака, произведенная на русских гвардейских уланов, привела к подножию холма, откуда Наполеон давал указания корпусам армии. Несколько егерей французской гвардии тотчас же спешились, согласно обычаю, чтобы образовать ограду вокруг него[56]. При помощи карабинов они отбросили неприятельских уланов, которые, отступая, повстречались с двумястами парижскими стрелками, покинутыми между двумя армиями вследствие бегства 6-го конного егерского полка. Они атаковали их, и взоры всех обратились тогда на этот пункт.

С той и с другой стороны этих пехотинцев считали уже погибшими. Только они одни не отчаивались в своей участи. Прежде всего их капитанам удалось, сражаясь, достигнуть почвы, покрытой кустарниками и рытвинами, у берегов Двины. По привычке к войне все тотчас же собрались туда, чтобы быть вместе и опираться друг на друга, в виду приближающейся гибели. Тогда, как это всегда бывает в минуты неизбежной опасности, все посмотрели друг на друга, и наиболее молодые, глядя на старших и офицеров, старались прочесть на их лицах, на что они могут надеяться, чего должны бояться и что должны делать. Но все оказались преисполненными уверенности и, полагаясь друг на друга, стали в то же время больше полагаться на себя.

Прежде всего они искусно воспользовались условиями местности. Русские уланы, запутавшиеся в кустарниках и задержанные на своем пути рытвинами, тщетно ударяли своими длинными пиками в чащу и старались пробиться через нее. Пули настигали их, и они падали, раненые или убитые, а их тела, вместе с телами лошадей, увеличивали препятствия, которые представляла эта местность. Наконец они отступили[57]. Их бегство, крики радости нашей армии, почетный приказ, немедленно посланный императором и награждавший самых храбрых, его слова, прочитанные всей Европой, — все это уяснило храбрецам, какой Славой они себя покрыли. Они сами еще не понимали этого, так как достославные поступки всегда кажутся самыми обыкновенными тем, кто совершает их. Они уже приготовились к тому, чтобы быть убитыми или взятыми в плен, и вдруг увидели, почти в тот же момент, что они оказались победителями и были награждены[58]!

Между тем итальянская армия и конница Мюрата, за которыми следовали три дивизии первого корпуса, порученные, со времени Вильно, графу Лабо, произвели атаку на большую дорогу и леса, служившие точкой опоры левого неприятельского фланга. Схватка была горячая, но кончилась быстро. Русский авангард поспешно отступил за овраг Лучесы, чтобы не быть сброшенным туда[59]. Неприятельская армия соединилась вся на другом берегу. Она насчитывала 80 тысяч человек.