Глядя в будущее. Автобиография - Джордж Буш
Никаких выдумок. Нам в них не было нужды. Если макрель шла, она брала на все, а крупные рыбины — крупные в те времена для меня и для Преса означали полтора-два фунта — могли дернуть очень сильно и оказать упорное сопротивление. Удовольствие выудить такую зеленую красавицу было равнозначно порции мороженого и позднему отходу ко сну.
Первой, кто научил нас обращаться с лодкой, была бабушка Уокер. Когда Пресу исполнилось одиннадцать, а мне девять, нам разрешили самим выводить "Сорванца" в океан.
Прес и я еще вспоминаем первое такое плавание, как мы преувеличенно усердствовали, исполняя самостоятельно то, что раньше на наших глазах исполнял дед, осуществляя на практике все, чему он нас учил, как действовать в сильных течениях, при волне, во время приливов.
Когда я подрос, я научился управлять не только лодками с навесными моторами, но и катерами и мог ходить на большой скорости при довольно сильной волне. Управление лодкой или катером стало моей второй натурой. Я получал физическое удовольствие от управления сильной машиной, давая полный газ в открытом море, и от ощущения полета, когда волны поднимали корму и бросали нос лодки вниз.
* * *
Когда японцы 7 декабря 1941 года нанесли удар по Пёрл-Харбору, у меня не было никаких сомнений по поводу выбора рода военной службы. Мои мысли немедленно обратились к морской авиации. В колледж надо было поступать следующей осенью, но с этим можно было подождать. Чем скорее я смогу вступить в армию, тем лучше.
Шестью месяцами позже я получил свой диплом в академии[16] Филипса в Андовере. Военный министр Генри Стимсон прибыл из Вашингтона, чтобы произнести перед выпускниками речь. Он сказал нам, что война будет долгой и что, хотя Америке нужны солдаты, мы послужили бы нашей стране лучше, дольше проучившись до того, как надеть форму.
После церемонии в переполненном коридоре за дверями зала мой отец задал мне последний вопрос о планах на будущее. Отец был импозантной фигурой шести футов четырех дюймов[17] роста с глубоко посаженными серо-голубыми глазами и гулким голосом. "Джордж, — произнес он, — не сказал ли министр что-нибудь, что изменило твое решение?" "Нет, сэр, — возразил я. — Я вступаю в армию". Отец кивнул и пожал мне руку. В день своего восемнадцатилетия я отправился в Бостон, был приведен к присяге и зачислен в военно-морские силы матросом второй статьи. Вскоре после этого поезд унес меня на юг к месту предполетного обучения в Северной Каролине.
Я пошел на военную службу ради того, чтобы летать, и, подобно студенту по классу фортепиано, который не понимает, почему бы ему не начать свои занятия с исполнения "Рапсодии в блюзовых тонах", я стремился натянуть кожаный шлем и летные очки сразу же в день прибытия в Чапел-Хилл. Из-за нехватки пилотов военно-морские силы урезали подготовительный курс своих авиаторов до 10 месяцев, но в нем не было пробелов. Прошли месяцы, прежде чем я наконец забрался в двухместный учебный "Стирман N-2S" с открытыми кабинами, который называли "желтой гибелью". Мне показалось, что мой инструктор считал меня слишком желторотым, чтобы доверить мне столь дорогостоящую штуку из оснащения военно-морского флота.
Просматривая в старых подборках газетных вырезок фотографии того времени, я не могу сказать, что виню его. Я был моложе, чем другие курсанты, был самым молодым авиатором в военно-морском флоте, когда пришил к своему мундиру отличительный знак летчика — "крылышки". Вдобавок я выглядел моложе, чем на самом деле, но достаточно, чтобы чувствовать себя самоуверенным. Когда Барбара заехала навестить меня по пути в свою школу в Южной Каролине, я даже попросил ее добавить несколько месяцев к своему возрасту и говорить всем, кто бы ни спросил, что ей уже 18, а не 17 лет.
Мы познакомились за полгода до этого на рождественском балу. Я не очень запоминаю, во что одеты люди, но этот особый случай сохранился в моей памяти. Оркестр играл мелодии Гленна Миллера, когда я подошел к приятелю из Райя, близ Нью-Йорка, Джеку Уозенкрафту и спросил, знаком ли он с девушкой на другой стороне зала, той, что одета в зелено-красное праздничное платье. Он сказал, что ее зовут Барбара Пирс, она живет в Райе и учится в Южной Каролине. Не хочу ли я быть ей представлен? Я сказал, что в этом все и дело, и мы были представлены друг другу как раз в то время, когда дирижер оркестра решил перейти с фокстрота на вальс. Я не умел вальсировать, и мы посидели, пропуская этот танец. Затем пропустили еще несколько танцев, разговаривая и ближе знакомясь друг с другом.
Это знакомство было словно из сборника сказок, хотя большинство пар, которые завели серьезные знакомства в ту пору, могли бы сказать то же самое и о своих первых встречах. Молодые люди конца 30-х — начала 40-х годов жили в состоянии, которое современные психологи называют обостренным восприятием "на грани нормального". Это было время неуверенности, когда каждый вечер радио приносило драматические новости — Эдвард Марроу сообщал из Лондона, Уильям Ширер из Берлина — о войне, которая, мы знали, надвигалась на нас.
В течение восьми месяцев, прошедших с первой встречи и до приезда в Чапел-Хилл, наши отношения с Барбарой развились от просто "серьезных" до взаимного знакомства с родителями и семьями — очень серьезный шаг для подростков в те времена. После того как я получил свои "крылышки" и стал проходить курс ускоренной летной подготовки, мы сделали и следующий важный шаг. В августе 1943 года она присоединилась к семейному сбору Бушей в Мэне, где в промежутке между лодочными экскурсиями и выездами на рыбную ловлю мы тайно обручились. Тайно в том смысле, что немецкое и японское верховное командование об этом не подозревали. В декабре мы объявили о нашей помолвке публично, хотя и знали, что до нашей свадьбы пройдут годы. Дни моей подготовки на военно-морской базе в Чарлстоне, штат Род-Айленд, подходили в концу. Осенью 1943 года я был назначен в 51-ю торпедоносную эскадрилью, которую готовили для активных действий в Тихом океане.
* * *
Восемь месяцев спустя после победы над Японией журнал "Лайф" опубликовал рассказ "Домой на Титидзиму" о суде над военными преступниками — двумя японскими офицерами, обвинявшимися в казни американских летчиков, сбитых над островами Бонин, и, "что еще возмутительнее, в актах каннибализма в отношении пленных".
Я читал эту историю, будучи первокурсником
