Иоахим Фест - Адольф Гитлер (Том 3)

Его выбор вряд ли мог быть более ошибочным, но и более показательным. Ни одна из фигур в руководстве «третьего рейха» не вызывала, пожалуй, такого мощного хора голосов неодобрения, как Риббентроп. И друзья, и враги не признавали за ним не только ни одной симпатичной черты, но и малейшей деловой компетентности. Та благосклонность и протекция, которыми пользовался ограниченный исполнитель с лета 1935 года, показывают, в какой высокой степени Гитлер нуждался уже в это время в недумающих инструментах и людях, отличающихся прежде всего фанатичной личной преданностью. Высокопарное чванство в отношении других сочеталось в Риббентропе с почти лунатическим раболепием перед Гитлером. Всегда с тенью напряженных дум на челе, он был воплощением типа мелкого обывателя, выдвинувшегося в ходе классовых сдвигов, которые происходили с 1933 года; свои претензии и склонности к катастрофам этот тип стилизовал под демонизм исторического величия. На рукавах вычурного дипломатического мундира, созданного вскоре по его указанию, был вышит земной шар, на котором хозяйски расположился имперский орел.

Теперь Риббентроп обратился через посредника к английскому премьер-министру Болдуину и предложил ему лично встретиться с Гитлером: исход беседы будет «определять судьбу поколений», ее успех будет означать исполнение «самого большого желания всей жизни» немецкого канцлера. Болдуин был очень тяжелый на подъем, флегматичный человек с милой склонностью к комфорту. Окружению премьера, как мы знаем от одного из доверенных лиц, не без труда удалось оторвать его от вечернего пасьянса и зажечь частью того энтузиазма и надежд, которые пробудила идея предложенной встречи у всех склонных к миротворчеству сил. Болдуина поначалу настораживали осложнения, с которыми был связан план, ему были неинтересны как Гитлер, так и вся Европа, о которой, как метко заметил Черчилль, он мало что знал, а то малое, что было ему известно, ему еще и не нравилось. А если уж проводить встречу, то пусть приедет Гитлер, он сам не любит ни самолетов, ни морских путешествий, и только ради бога не устраивать никаких церемоний; может быть, рассуждал он перед горящими энтузиазмом советниками, канцлер приехал бы в августе, чтобы встретиться в горах, в озерном районе Камберленда, и так участники дискуссии восторженно проговорили до самой ночи. «Потом еще немного мальвернской минералки и в постель», – заканчивается рассказ. Позже прикидывали, не встретиться ли на корабле вблизи английского побережья; сам Гитлер, вспоминал его тогдашний адъютант, «сиял от радости» при мысли о предстоящей встрече [54].

Тогда он добавил в великую концепцию союзов еще одну грандиозную идею – вовлечь Японию. Впервые он упомянул эту дальневосточную страну как возможного Союзника наряду с Англией и Италией весной 1933 года; несмотря на все моменты расовой несовместимости, она представлялась дальневосточным эквивалентом Германии: с запозданием в развитии, дисциплинированная и неудовлетворенная. Кроме того, она граничила с Россией. Согласно новой концепции Гитлера, Англия должна была лишь спокойно вести себя в Восточной Европе и Восточной Азии, тогда Германия и Япония могли сообща, не имея угрозы за спиной, напасть с двух сторон на Советский Союз и разбить его. Таким образом они освободили бы не только британскую империю от острой угрозы, но и существующий порядок, старую Европу от ее самого заклятого врага и, кроме того, обеспечили бы себе необходимое «жизненное пространство». Эту идею всепланетарного антисоветского союза Гитлер стремился реализовать на протяжении двух лет, пытаясь убедить в ней прежде всего английского партнера. В начале 1936 года он изложил ее лорду Лондондерри и Арнольду Дж. Тойнби.

До сегодняшнего дня не выяснено до конца, из-за чего сорвалась запланированная встреча с Болдуином, но, по всей видимости, немаловажную роль тут сыграли энергичные возражения Идена. И хотя Гитлер, по словам человека из его окружения, был «сильно разочарован» [55] тем, что англичане отвергли и четвертую его попытку добиться сближения, он не оставлял своих планов. Летом 1936 года он назначил Риббентропа преемником скончавшегося немецкого посла в Лондоне Леопольда фон Хеша. Он поручил ему передать англичанам предложение «прочного альянса», «причем от Англии требуется одно – дать Германии свободно действовать на Востоке». Это было, как сказал Гитлер вскоре после этого Ллойд Джорджу, «последней попыткой» объяснить Великобритании цели и необходимости германской политики [56].

Данная попытка сопровождалась новой кампанией против коммунизма, «старого, заклейменного каиновой печатью врага человечества», как это весьма характерно выразил Гитлер теологизирующей формулой [57]. Гражданская война в Испании обогатила его ораторский набор массой новых аргументов и образов. Так, он живописал «жестокую массовую расправу с офицерами-националистами, сжигание облитых бензином жен офицеров-националистов, истребление детей, в том числе и грудных, чьи родители были из националистического лагеря», и предрекал такие же ужасы Франции, которая уже перешла к Народному фронту: «Тогда Европа утонет в море крови и слез, – пророчествовал он, – на смену европейской культуре, история которой, оплодотворенная античностью, насчитывает без малого два с половиной тысячелетия, придет самое свирепое варварство всех времен». Одновременно он преподносил себя в этих любимых им апокалипсических картинах избавителем, создателем спасительного бастиона: «Даже если весь мир станет гореть вокруг нас, национал-социалистическое государство сохранится как слиток платины среди этого большевистского огня» [58].

Однако многомесячная кампания не дала ожидаемого эффекта. Конечно, и англичане осознавали наличие коммунистической угрозы, но их флегматизм, трезвость и недоверие к Гитлеру были сильнее их страха. С другой стороны, в ноябре 1936 года Берлину удалось успешно завершить обхаживание Японии подписанием Антикоминтерновского пакта. Договор предусматривал совместные меры противодействия коммунистической активности, обязывал партнеров не заключать политических соглашений с СССР и в случае спровоцированного Советским Союзом нападения не предпринимать никаких мер, которые могли бы облегчить его ситуацию. В целом Гитлер надеялся, что вес германо-японо-итальянского треугольника скоро станет достаточно большим, чтобы подкрепить охаживания Англии некоторым нажимом. Похоже, что он впервые в это время начал думать 6 том, чтобы угрозами заставить упрямый остров открыть ему дорогу на Восток; судя по всему, с конца 1936 года он уже не исключал возможность войны с Англией, расположения которой он упорно и напрасно добивался [59].