Привет из Хальмер-Ю - Дмитрий Островский
Но прежде чем уехать, мы поджигаем здания части. Необходимо уничтожить «следы пребывания» военных. И вот горит казарма, полыхают другие объекты.
Мы грузимся в «теплушку». Последний поезд из Хальмер-Ю застучал колесами по рельсам.
Я выглядываю в приоткрытую дверь товарного вагона на удаляющиеся силуэты горящей воинской части.
Прощай, Хальмер-Ю!
Ты возник из небытия когда-то.
И опять уходишь в небытие.
Я уже привык к тебе. Привык к твоим добродушным жителям с необъятной северной душой. Привык к своим друзьям по службе, с которыми за год мы стали как одна семья. Я буду скучать по бескрайним просторам тундры. Именно в тундре я почувствовал, что такое настоящая свобода. Для меня запах тундры – это запах свободы!
Не знаю….. Удастся ли мне еще когда-нибудь побывать в этих местах.
Прощай… Хальмер-Ю…
Караул эшелона
Еще в июле 1995-го мне приснился странный сон.
Будто я лежу в каком-то вагоне-«товарняке» на деревянных нарах и смотрю в маленькое окошко под потолком. Вы наверняка видели такие маленькие окошечки в товарных вагонах. Сейчас таких вагонов может не осталось. Так вот. Тот сон был в июне.
Я тогда еще подумал, приснится же какая-то бредятина. Потом в июле пришел приказ на расформирование нашей части.
А сейчас, в начале ноября, я лежал на деревянных нарах в товарном вагоне и смотрел в маленькое окошко под потолком. Я ехал в карауле эшелона.
А говорят, что вещих снов не бывает!
Всего нас было четверо моряков и начальник караула старший лейтенант. Тот же самый «старлей», который привез нас в Хальмер-Ю.
Перед отправкой эшелона из Хальмер-Ю один вагон был оборудован для караула. Но это был не пассажирский вагон, где проводница подает чай, где выдают белье, где тепло и удобно.
Нет, мой дорогой читатель!
Это был обычный деревянный товарный вагон.
Вагон, в котором возят грузы, или даже животных.
С откатывающейся в сторону массивной дверью.
Изначально вагон внутри был полностью пустой.
Перед отправкой мы сами готовили себе будущее «жилище». На одной половине вагона мы сделали что-то вроде стены. Из досок сколотили перегородку.
Утеплили эту «стену» чем только можно: старые армейские матрасы, фуфайки и т.д. Внутри этой импровизированной комнаты сколотили нары на пять человек. Посередине поставили печку-«буржуйку».
Начальник продсклада выдал нам остатки консервов, чай, сахар. А соседнее неотапливаемое помещение (вторая половина вагона) должно было стать нашим складом. Туда мы погрузили дрова, уголь.
Дров было немного, дрова в тундре – это роскошь.
Зато угля у нас было с запасом, мы же ехали из шахтерского поселка. Туда же были погружены фляги с водой.
Мы топили «буржуйку» углем, ели консервы. Разогревали их прямо в банке тут же на печке-«буржуйке». Заваривали чай.
На каждом полустанке, где только делал остановку эшелон, двое моряков должны были выходить с оружием в караул. Один с одной стороны состава, второй – с другой стороны.
«Буржуйка» постоянно была раскалена.
Сам металл печки и трубы, ведущей на крышу, был красным. Но это все равно не помогало нам согреться. Мы кутались в армейские тулупы, на ногах были валенки. На голове «ушанка» с завязанными ушами.
Представьте себе несущийся на скорости поезд и товарный деревянный вагон, который продувается ветром. А на улице ноябрь. Крайний Север. Минус двадцать. А может и того ниже температура.
Никакая «буржуйка» тут не поможет!
Пассажирский поезд из Воркуты до Архангельска едет максимум три дня. На грузовом мы ехали две недели!
В конце первой недели все наши консервы были съедены.
А чем же вы питались еще целую неделю?
Спросишь ты меня, читатель.
Да простят меня отцы-командиры.
Но я должен это рассказать! На второй неделе нашего путешествия мы питались «подножным кормом», или правильнее сказать попрошайничеством.
Вот как это происходило.
Наш состав тормозил на какой-нибудь станции или полустанке. Неизвестно сколько он мог простоять: полчаса, час, или целый день. Два моряка заступали в караул эшелона. А двое других наших товарищей бежали на вокзал (станцию). У пассажиров, ожидающих своего поезда, мы просили хлеб, продукты, да хоть чего-нибудь поесть.
Чумазые, голодные, в тулупах и валенках, в черных шапках-«ушанках», с автоматом на плече. В таком виде мы представали перед пассажирами вокзалов.
– Извините! У вас не будет чего-нибудь поесть? – звучала фраза.
Дальше мы объясняли ситуацию, что едем в карауле эшелона, что у нас закончились съестные припасы.
Конечно же, «гражданские» помогали морякам.
И никто не удивлялся нашей истории. Это были девяностые. Кругом была такая неразбериха.
Пусть кто-то нас осудит за такое поведение. Но голод, как говорится, не тетка. И сколько нам еще ехать до Северодвинска – никто не знал. Наша задача была добраться до конечного пункта и доставить в целости груз. Ну и самим не помереть с голоду.
Прошло, наверное, недели две.
Мы не знали, какое сегодня число.
От постоянного голода и холода вообще было трудно соображать. При скрипе колес от торможения и остановке поезда мы рефлекторно вставали. На полном «автопилоте» выходили охранять состав.
Старший лейтенант уже практически не вставал.
Тучный здоровый мужик весь осунулся.
Молча лежал на деревянных нарах и смотрел на нас впалыми глазами. Я думаю, он не знал, что нам сказать. Иногда на какой-нибудь станции он бегал к дежурному по вокзалу, звонил в штаб в Северодвинск.
Докладывал обстановку, что имущество в порядке.
А вот личный состав не совсем. Мягко говоря, матросики голодают. Но что он мог сделать? Ничего!
И что могли сделать в штабе? Эшелон должен был ехать вперед. И поезд ехал все дальше….
Во время очередной остановки состава я увидел табличку «Обозерская». Это недалеко от Плесецка.
Я знал это наверняка. В этих местах находится деревня, куда я ездил на лето к бабушке.
– Еще чуть-чуть осталось….., – подумал я с облегчением.
Когда мы подъезжали к Северодвинску, никто уже не вставал. Мы молча лежали на деревянных нарах, укутанные в тулупы, с завязанными «ушанками».
Сил хватало только чтобы подбросить уголь в «буржуйку». Глядя в маленькое окошко под потолком вагона, я видел отдельные элементы конструкций, домов. По ним-то я и догадался, что мы едем по территории Северодвинска.
Вдруг поезд резко остановился. Вагон передернуло от торможения. Входную дверь кто-то резко откатил в
