Владимир Аничков - Екатеринбург - Владивосток (1917-1922)

РЕФОРМА ПРАВОПИСАНИЯ

Учащаяся молодёжь, конечно, сильно реагировала на происходящие события. В школьном деле следует прежде всего отметить введение профессором Мануйловым упрощённого правописания. Им были изгнаны из русского алфавита буквы: ять, фита, ижица, твёрдый знак и «I» с точкой. Я не филолог, а потому моё мнение не может быть компетентным. Однако, памятуя, как тяжело давалось мне правописание, я охотно приветствовал всякое облегчение правил. Всё же мне думается, что и здесь переборщили. Можно было оставить твёрдый знак в середине слов, да и букву «Ѣ» в некоторых корнях, где она делает различие в самом смысле слова. Например: «осёл мёл» или «осёл мѣл». Как читать после реформы эти совершенно разные по понятию фразы?

Говорят, профессор Мануйлов давно настаивал на проведении реформы правописания, но Академия наук её отвергла. Пройди она раньше, до революции, она была бы принята с большой радостью почти всем населением России, но ныне она внесла большой разлад и в школу, и в жизнь. Буквы «Ѣ» и «Ъ» стали служить признаком политических воззрений. Революционеры против них ополчились и буквы эти не писали. Реакционеры, обратно, усиленно писали и «Ъ», и букву «Ѣ» даже в тех случаях, когда наша грамматика не требовала их присутствия. Это различие в правописании внесло большую страстность в общество, а при коммунистах письма, написанные по старой орфографии, не достигали адресата. Иногда писавшего по старой орфографии привлекали к суду революционного трибунала за контрреволюционность.

Надо сказать, что и ранее проведения этой реформы многие либералы отказались проставлять «Ъ» в конце слов, как делал теперь и я, ради экономии и места, и времени. Припоминается такое почти анекдотическое духовное завещание, утверждённое судом. Составил его один верхотурский купец, очевидно, большой самодур.

После распределения своих капиталов между родственниками он пожелал оставить две тысячи рублей семейной чете в какой-то почтовой конторе за их вежливое отношение к публике, причём фамилии их купец не упомянул. Приказчику же своему оставил три тысячи рублей, но с тем, чтобы выдать таковые спустя три года после смерти. Но выдача этой суммы могла быть осуществлена только в том случае, если приказчик в течение этих лет будет неукоснительно проставлять букву «Ъ» во всех словах, где того требует русская грамматика. Следить же за его правописанием купец предоставил местным благотворительным обществам. То из них, которое первое уличит приказчика в нежелании писать эту букву, и обязано будет получить эти три тысячи в свою пользу.

Самодур купец даже из могилы грозил пальцем либералу приказчику…

Помимо буквы «Ѣ», яблоком раздора были уроки Закона Божьего. Революционеры требовали их уничтожения, реакционеры — обязательного преподавания. Серединного решения, а именно: не уничтожая уроков Закона Божьего, сделать их необязательными для учащихся, — никто не предлагал.

По этим причинам родительские комитеты, влияния коих так добивались ранее, становились всё более ненавистными «реакционно» настроенным родителям. Дети тоже разделились на две партии и всё меньше уделяли внимания наукам, отдавая время политике.

ТОРГОВЛЯ И ФИНАНСЫ

По мере разрушения транспорта и уменьшения производительности заводов стал быстро разрушаться торговый аппарат. Наш Комитет очень мало времени уделял вопросу снабжения, и спекуляция, притихшая было в первые дни революции, росла с каждым днём. Наконец, был нами избран и Продовольственный комитет, в председатели коего попал Строгонов, инспектор реального училища, стоявший всю жизнь далеко и от торговли, и от промышленности.

К этому же времени относится и усиленное развитие кооперативов. К сожалению, с созданием этих полезных учреждений в России запоздали. Быстрое их насаждение и развитие было чрезмерным увлечением, ибо возникали они на средства казны, становясь паразитами и подтачивая курсовую стоимость кредитного рубля. В кооперативы бросились служить совершенно не знакомые с торговлей люди, в большинстве своём принадлежащие к партии эсеров.

Знаний не было, во многих обществах не было и бережливого отношения к товарам и деньгам. Так, одно из крупных учреждений, несмотря на большую задолженность Госбанку, обратилось к нам с просьбой о большом кредите, суммой в один миллион рублей.

Я поехал с председателем общества осматривать их склады товаров. Запасы были велики. Товары валялись прямо на земляном полу. Зима была снежная, и я указал председателю на опасность такого хранения товаров, ибо с наступлением весны товары могли быть подмочены. Он обещал прорыть вокруг канавы, но досок не настелил. Когда пошло дружное таяние снегов, мои опасения оправдались: товары были залиты водой. Хорошо, что я отказал в кредите. Впоследствии, при коммунистах, кооперативы заработали вовсю, и пополнение складов делалось за счёт реквизиций у буржуазии.

Реквизиции пошли на сахар, табак и спички. Начали реквизировать запасы частных лиц и организаций. Так, лично у меня произвели обыск на другой же день моей отставки из Комитета общественной безопасности.

Во двор банка ввели военный караул из четырёх солдат, которые расположились под навесом, где преблагополучно заснули. Их забыли и никого на смену не присылали. Мне стало жалко солдат, и на другой день я напомнил по телефону председателю совдепа прапорщику Быкову о судьбе караула. Несмотря на его обещание, смена всё же не пришла, и на вторые сутки, под вечер, заскучавшие солдаты ушли сами, не дождавшись смены. Обыск был произведён на другой день после ухода караула. В результате отобрали восемьдесят восемь пудов муки, принадлежащей банковскому кооперативу. В моей квартире обыск был весьма слабый, и ровно ничего не отобрали. Скверные ощущения приходилось переживать во время этих обысков, так как, с одной стороны, никто не знал, чтo запрещено хранить, а с другой — трудно было расстаться, скажем, с сахаром, который на рынке нельзя было достать и жить без которого было тяжело. Помню декрет коммунистов, запрещающий иметь более двух смен белья и одни сапоги. Всё это приходилось прятать и переживать тревожные минуты, когда «товарищи» подходили близко к укромным местам.

В области финансовой следует отметить усиленную деятельность печатного станка. Кредиток не хватало, несмотря на появление совершенно непригодных по виду, без всяких номеров и подписей разменных знаков казначейства сорока- и двадцатирублёвого достоинства, получивших наименование «керенок». По справедливости их следовало бы назвать «бернадками», по имени выпустившего их профессора Бернадского в бытность его министром финансов.