Арабский Геродот - Дмитрий Валентинович Микульский
Масуди, великолепный рассказчик, и на этот раз приводит легенду о том, как была основана Самарра. Однажды, пишет он, Мутасим выехал поохотиться и случайно заехал в одну местность, которая называлась Самарра. Там находился христианский монастырь. Халиф разговорился с монахами. Они ему сказали, что, по преданию, здесь находился город, основанный Самом ибн Нухом, то есть библейским Симом, сыном Ноя, и в честь него названный Самаррой. Мутасим дня три охотился и отдыхал в окрестностях Самарры, угощался вином, хранившимся в монастырских погребах, и наконец принял решение туда переселиться. Пожалуй, после второго аббасидского халифа Мансура, основавшего Багдад, аббасидские халифы не устраивали более грандиозного строительства. По приказу Мутасима в Самарру свезли каменщиков, плотников, землекопов и рабочих других специальностей со всего Ирака. С восхода до заката стук строительных орудий нарушал окрестную тишину. Наряду с дворцом халиф приказал построить казармы для тюрок и воинов других этнических групп, прежде всего для ферганцев и берберов. Спланировали также кварталы для ремесленников и рынки для торговцев, причем заранее было предусмотрено, что горожане каждой специальности будут селиться в отдельном квартале. Особые земли халиф выделил для домов своих приближенных.
Наивысшего расцвета достигла Самарра при халифе Мутаваккиле (847—861). После трагической смерти этого халифа, погибшего в результате заговора тюркских гвардейцев, Самарра захирела.
…Масуди, наверное, долго бродил по залам Большой мечети в Самарре, размышляя о бренности всего земного, — ведь мечеть была построена по приказу Мутаваккила. Стены мечети были возведены из кирпича, по углам высились круглые башни. В большом молитвенном зале красовался инкрустированный дорогими породами дерева михраб — ниша, указывающая направление на Мекку, обратившись к которой лицом должны молиться мусульмане. По бокам михраба стояли две мраморные колонны. Во внутреннем дворе для совершения ритуальных омовений был сооружен фонтан. Недалеко от мечети стояло удивительное сооружение — огромный минарет, построенный в форме уступчатой вавилонской башни- зиккурата, площадь основания которой составляла 90 м2. Минарет обвивала спиралеобразная лестница такой ширины, что на его вершину халиф мог заехать верхом на осле.
Мутаваккил думал не только о будущей жизни на том свете — ведь, наверное, именно эта мысль побудила его построить столь грандиозную мечеть, — но не забывал также и о земном существовании. Построенный в Самарре по его приказу дворец не уступал великолепием халифской резиденции в Багдаде. Здесь имелся роскошный тронный зал, двери многочисленных покоев выходили в уютные внутренние дворики. Для халифа и его приближенных были устроены облицованные мрамором ванны. В саду, где шумели искусственные водопады, высилось специальное строение для наложниц халифа. Стены тронной и других зал были украшены скульптурами и мозаикой халифы нарушали не только запрет ислама, касающийся винопития, но также и запрет создавать изображения живых существ. Однако Мутаваккил не удовлетворился великолепием построек, возведенных по его приказу в Самарре. Движимый честолюбием, он решил основать новый город-резиденцию, который стал бы носить его собственное имя. Примерно в 20 км от Самарры возвели Мутаваккилиййу. Строительство длилось всего два года — началось в 859 г., а закончилось в начале 861 г. Дворцы халифа и его приближенных, не менее красивые, чем постройки в Самарре, выходили прямо к реке. Однако Мутаваккилу не долго суждено было благоденствовать в новой столице. 17 марта он переехал туда, а 10 декабря руководители тюркских гвардейцев, которым халиф мешал самоуправствовать, устранили непокорного главу мусульманской империи.
Если сын Харуна ар-Рашида Амин был первым Аббасидом, погибшим насильственной смертью, и его гибель произвела на современников и потомков сильное впечатление, то не меньший след в арабо-мусульманском историческом сознании оставила смерть Мутаваккила — первого аббасидского халифа, погибшего в результате заговора тюркских гвардейцев. Видимо, уже Масуди понимал, что смерть Мутаваккила открыла новую эпоху в истории Халифата — ведь ободренные первой удачей тюркские гвардейцы приложили руку к большинству изменений на халифском престоле, которые происходили после смерти этого халифа вплоть до времени Масуди. Не случайно поэтому наш автор подчеркивает, что во время правления Мутаваккила положение в Халифате отличалось стабильностью, а все подданные жили в благоденствии и безопасности. Очевидно, что нашему автору и его современникам эпоха правления этого халифа представлялась неким «золотым веком», хотя на самом деле все обстояло гораздо сложнее.
Масуди сохранил яркий рассказ современника и придворного Мутаваккила знаменитого поэта Бухтури об обстоятельствах гибели халифа, который интересен не исторической достоверностью, на которой и сам наш автор не настаивает, а воспроизведением той психологической атмосферы неуверенности в будущем и всеобщего страха перед неизвестным, в которой жили люди, близкие к халифскому двору.
Вот что пишет Масуди. В ночь накануне убийства халифа у него собрались его собутыльники-надимы. Веселье было в самом разгаре, когда прибыл гонец из Йемена и привез меч старинной работы, который Мутаваккил велел купить за большие деньги — он был большим любителем редкого оружия. Мутаваккил очень обрадовался приобретению и тотчас же вручил меч тюркскому гвардейцу, повелев ему денно и нощно охранять покой халифа. Надо же было такому случиться, замечает поэт Бухтури, что в ту же ночь этот самый гвардеец, который тоже был участником заговора, зарубил своего господина тем самым мечом. Вслед за тем халиф и его приближенные повели разговор о гордыне царей старых времен. Мутаваккил, услышав такие речи, пал ниц, так что все его лицо покрылось пылью, и провозгласил громким голосом, что он раб Божий, что родился он из праха и в него же превратится и поэтому ему не пристало предаваться гордыне. Эти слова и поступки Мутаваккила Бухтури счел дурным предзнаменованием. Успокоившись, халиф вновь сел пить вино. Тут рабы красиво запели. Мутаваккил заплакал и сказал своему вазиру Фатху ибн Хакану, что никого не осталось
