Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева
В апреле 1917 года США вступили в Первую мировую войну, а в мае начал действовать закон о призыве на воинскую службу. Пуэрториканцам предоставили американское гражданство, чтобы они могли записываться в армию. Первый призыв, объявленный 5 июня, распространялся на всех мужчин в возрасте 21—30 лет. Таким образом удалось набрать в армию четыре миллиона человек. Летом следующего года два миллиона солдат отправились во Францию, и половина сразу попала на передовую. С этого момента подкрепления прибывали по десять тысяч человек в день; чтобы поддерживать такой ритм, 5 июня 1918 года прошла вторая волна призыва, распространявшаяся на мужчин, которым исполнился 21 год за последние двенадцать месяцев, а 24 августа третья — для тех, у кого призывной возраст наступил после 5 июня 1918-го. В сентябре 1918 года Аль зарегистрировался как призывник, хотя ему было только 19 полных лет. На его счастье, война скоро закончилась — 11 ноября.
Кстати, Монк Истман сражался в окопах Первой мировой, снискал себе славу и вернулся в Нью-Йорк героем. Он был не единственным гангстером, поставившим свои боевые навыки на службу отечеству. Впрочем, когда солдаты-победители стали возвращаться на родину, начался обратный процесс: юноши, научившиеся стрелять на войне, пополняли ряды бандитов. А криминальное прошлое нельзя было сдать в архив: Истмана пристрелят в 1920 году среди бела дня, прямо на тротуаре...
Когда признаки беременности Мэй стали очевидны, она ушла с работы. Аль, хотя официально и не был её мужем, теперь вносил свою лепту в семейный бюджет Коглинов. Это несколько смягчило непреклонную мать. Возможно, из него выйдет не такой уж плохой зять... Словно стараясь помочь своим родителям соединиться, маленький Альберт Фрэнсис Капоне появился на свет за два месяца до срока — 4 декабря 1918 года. (Его свидетельство о рождении составлено с ошибками: отцом значится Альберт Габриэль Капоне, а не Альфонс Габриэль, даты рождения отца и матери тоже указаны неверно). Худенькая Мэй тяжело перенесла роды, да и младенец оказался слабеньким и болезненным. Поэтому венчание состоялось почти месяц спустя — 30 декабря, на территории невесты — в церкви Пресвятой Девы Марии Морской Звезды, прихожанами которой были одни ирландцы. Все присутствовавшие чувствовали себя неловко, и после совершения обряда Коглины попросту вернулись домой, и не подумав пригласить новую родню отметить это событие. Крещение Альберта, которого в семье прозвали Сонни (Сынок)[9], состоялось в той же церкви и тоже без всяких торжеств: крестины детей, зачатых вне брака, католики никогда не праздновали — не помещали объявлений в газетах и не приглашали гостей.
Даже после свадьбы Аль не сразу поселился в комнате Мэй на втором этаже дома Коглинов. Где он был? Много лет спустя некий Майк Айелло заявил биографу Капоне Лоренсу Бергрину, что его отец Питер Айелло в 1918 году нанял Аля бухгалтером в свою строительную фирму в Балтиморе. До Балтимора от Нью-Йорка 312 километров — путь неблизкий. Но и получает бухгалтер неплохо — не меньше 1300 долларов в год, не сравнить с жалкими грошами в картонажном цехе. Если бы Аль получил такую работу, он наверняка перевёз бы жену и сына в Балтимор, чтобы зажить своим домом и не ставить себя в унизительное положение. Но как такое могло произойти? Кто бы позвал юношу с образованием шесть классов на место бухгалтера да ещё в другой город, где у него не было знакомых? Хотя внучатая племянница Аля, Дейдре Мария Капоне, поддерживает балтиморскую версию, снабжая её красочными деталями, его внучки не припоминают, чтобы бабушка Мэй рассказывала им о подобном эпизоде. Джон Байндер, ещё один биограф Капоне, тоже считает, что в Балтиморе тот не был. Доказательство — в 1919 году Аля арестовали в Нью-Йорке за драку и нарушение общественного порядка.
Покупая жене подарки и обеспечивая семью, Аль говорил, что перебивается случайными заработками. На самом же деле он продолжал работать на Фрэнки Йеля, а это было сопряжено с определённой опасностью. В один не самый прекрасный день Капоне перешёл дорогу ирландским головорезам.
В начале XX века различные банды ирландцев из Нью-Йорка, Бруклина и портового района Ред-Хук объединились в организацию «Белая рука», чтобы противостоять нараставшему влиянию итальянских гангстеров. Даже название её было антиподом итальянской «Чёрной руки». Они боролись за сферы влияния — рыбные рынки и рыболовный бизнес, — и итальянцы понемногу брали верх, потому что ирландцы часто ссорились между собой и убивали друг друга.
Динни Мигана полиция считала «самым отчаянным главарём банды в Бруклине». В 1912 году, когда ему было 23 года, его арестовали за убийство Криса Марони, возглавлявшего «белоручников» из района бруклинской верфи. На суде его оправдали, и Динни похвалялся, что в тюрьму его никому не упечь. В отличие от итальянских мафиозных боссов, он не руководил преступными операциями издали, а сам вёл своих людей «в бой»: лично ограбил одного джентльмена на Пятой авеню, возглавил группу, угнавшую грузовик с обувью на десять тысяч долларов, участвовал в краже шёлка со склада в Ред-Хуке. Ему предъявили обвинения по всем трём пунктам, однако выпустили под залог в пять тысяч долларов. Соперником Мигана был Уильям Ловетт по прозвищу Дикий Билл, родившийся в 1894 году. В тот самый день, когда США вступили в Первую мировую войну, он записался в армию и был зачислен в 13-й пулемётный батальон 3-й роты 77-го пехотного полка. Ловетт сражался на Западном фронте и за храбрость был награждён крестом «За выдающиеся заслуги». Вернувшись в Бруклин, он снова возглавил банду с Джеймс-стрит, враждовавшую с бандой Мигана. Дикий Билл не зря получил своё прозвище: его боялись даже свои. Однажды Ловетт застрелил члена своей банды за то, что тот дёрнул
