Один в Океане - Слава Курилов
Во время движения я не чувствовал холода, но когда просто держался на поверхности воды, было чуть-чуть прохладно.
Мы жили тогда в Семипалатинске, мне было лет семь-восемь. Плавать я еще не умел, и всякий раз, когда мать отпускала меня купаться с ребятами, она брала с меня честное слово даже близко не подходить к воде. Я сидел на берегу и с тоской смотрел, как плавают, ныряют и плещутся в воде мои сверстники. Надо мной смеялись, дразнили маменькиным сынком, но я ни разу не нарушил обещания.
Родители отправили меня в пионерский лагерь на все лето, и на этот раз мать забыла взять с меня честное слово. Это был мой единственный шанс научиться плавать, и конечно я не мог его упустить. В километре от лагеря находилось глубокое озеро, заросшее кувшинками. У озера была дурная слава, в нем никто не купался — говорили, что там живет водяной. Каждую ночь, когда в лагере засыпали, я убегал на это озеро и учился плавать. Это было нелегко, вообще-то я был ужасный трус.
Через два года после этого, однажды летом, я объявил всем ребятам на нашей улице, что собираюсь переплыть Иртыш. Это глубокая судоходная река с множеством водоворотов и стремительным течением. Ширина ее у Семипалатинска более полукилометра. Жители города обычно купались в ее нешироких, безопасных протоках с отлогими песчаными берегами. Переплыть Иртыш никто из моих знакомых мальчишек или взрослых не пытался.
Солнечным утром я незаметно от родителей вышел из дома в сопровождении двух друзей — пора было исполнять задуманное. Когда я дошел до нужного места и измерил взглядом все расстояние, которое мне предстояло переплыть, то почувствовал страх: берег был едва виден вдали. Отступать было поздно, я вошел в воду и поплыл. Я был почти на середине реки, когда заметил большой пароход, идущий мне навстречу. Сначала я решил его пропустить, но скоро понял, что тогда течение снесет меня в запретную зону ядерного полигона, который тогда строился на другом берегу. Я порядком устал и все же поплыл вперед, хотя наши курсы с пароходом стали пересекаться.
Меня обругали пышной бранью — я оказался у самого носа парохода и чуть не попал под его вращающиеся колеса (винтов тогда у речных судов не было). Прошел еще час или больше, и я наконец выбрался на противоположный берег у самых проволочных заграждений запретной зоны. Чувство гордости скоро сменило другое — чувство вины перед матерью. Солнце склонялось к горизонту, а мне предстояло проделать весь обратный путь. Я не мог позвонить домой — телефонов в городе не было, и не мог сесть на поезд, чтобы вернуться в город. У меня не было ни одежды — я спрятал ее на острове, ни денег, а контролеры в поездах, я знал, неумолимы. Обратный путь полностью измотал меня, я ничего не ел целый день и едва дотащился до своей улицы. Я надеялся незаметно перелезть через забор и прошмыгнуть в постель. Когда я подходил к дому, была уже полночь. Издалека была видна большая толпа: это соседи и знакомые со всей улицы пришли утешать мою мать. Я чувствовал себя, как перед казнью. Мать не проронила ни звука, только бросила на меня испепеляющий взгляд. Обо мне позаботились соседи — накормили и уложили спать. С тех пор никто на улице не называл меня маменькиным сынком.
Прошло еще несколько часов, вероятно, было сильно за полночь. Наконец облака поредели. Кое-где стали видны сначала одинокие звезды, потом их группы, но они не составлялись в знакомые сочетания, а я все же не так хорошо знал карту звездного неба, чтобы определить созвездие по его отдельным частям. К моей радости, одно — Близнецов — мне все-таки удалось узнать, а немного позже появились еще пояс Ориона и яркая звезда на его линии — Сириус. Они, как дружеские знаки, направили мой путь в нужную сторону, и я мог плыть прямо на запад. Потом небо стало светлеть. Наступающий рассвет погасил все мои звезды, и я острее почувствовал одиночество. Я поплыл медленнее, ориентируясь только по расположению облаков.
Небо было сначала серым, потом появились бледные сине-фиолетовые тона. Через несколько минут краски стали ярче, прорезав небо темно-красными полосами. Облака порозовели и метались по небу в разных направлениях. Восходящее солнце показалось над океаном. Я очень люблю солнце, но на этот раз боялся его лучей — моя кожа была белой, летний загар давно сошел. Странно было представить, что всего неделю назад я ходил в зимней одежде и был сильный мороз.
На западе, над самой линией горизонта, я увидел бутоны кучевых облаков, но, как ни вглядывался, не мог различить среди них ничего больше. Земли на горизонте не было видно. Неужели я ошибся в расчетах? Может быть, меня за ночь сильно отнесло течением? Может быть, капитан изменил курс и лайнер удалился от острова? Может быть, лайнер не дошел до острова или прошел его, когда я прыгнул за борт? Все могло быть, и, еще хуже, все вместе. Никаких следов земли на западе не было… Я оглядывал весь горизонт снова и снова.
Опять приходилось дожидаться девятого вала, и я даже рискнул поднять маску на лоб, оставив только трубку во рту. Океан был совершенно пуст. Небо и океан.
К сердцу снова подступил страх. Надвигалась настоящая опасность — мой призрачный остров пропал. Земля должна быть где-то близко на западе — остров Минданао находится в какой-нибудь сотне миль! Если бы у меня была маленькая лодка, или плот, или хотя бы бревно! Я снова оглядел пространство вокруг, надеясь увидеть какой-нибудь плавучий предмет. Ничего, ни щепки. Будто я только что родился в океане, а земля вообще отсутствует. Я видел первозданный океан, точно такой же, каким он был миллион лет назад. Солнце безмятежно лило на него свои лучи, как будто ничего не произошло.
Внезапно я вспомнил о другой опасности, не менее грозной: на лайнере сейчас уже наверняка обнаружили мое отсутствие. Лайнер может вернуться. Теперь, при свете дня, меня легко
