Варвара Малахиева-Мирович - Хризалида. Стихотворения
3. «Это было тоже…»
Это было тожеВ первое утро мира.Адам поссорился с Евой.И сидели у дерева ЖизниОни, как чужие.
И сказала Адаму Ева:«Мне наскучили райские песниИ ограда садов Эдемских».
И Адам ответил: «Я знаю,Это всё наветы Змея,Я видел сегодня, как взоромТы бесстыдно с ним обменялась».
И упрямо склонила ЕваЛучезарный лик на колени.
И предстали в тот миг перед неюВ непонятном, как бред, виденьи —Чернобыльник, колючие травы,И звериные кожи, и кровь,И звезда Люцифера в сияньи и славе,И Крест. И на нем ее ЖизньИ Любовь.
4. «Серенький зверек…»
Серенький зверекВ белых пятнахС розовой мордочкой,ЗеленоглазыйВ первое утро мираДразнил змею.
Зеленая змейка в золотых полоскахИзумруды глазокВ траве серебристойОт него скрывала
И вдруг поглядела.И красное жалоЗатрепеталоНад бедненьким серымЗверьком.И всё было кончено.
5. «Под солнцем первого утра…»
Под солнцем первого утраНа акации белой росинкаВвысь потянулась паром.
– Я умираю, – сказала росинкаГроздьям душистым.
И юное дерево в страхеОт слова «смерть» встрепенулось,Но солнечный луч погладилС улыбкой кружево листьевИ всем сказал в Эдеме:
– Вернется дождинкой росинка,И в этом таинство смерти.
3 февраля 1921
Москва
«Отчего ты, звездочка моя…»
Наташе
Отчего ты, звездочка моя[100],На меня глядишь с такой боязнью?Или думаешь, что сердце перед казньюОбвинило в чем-либо тебя?
Как лазурь безоблачного неба,Предо мной душа твоя чиста,Если жизнь не может дать мне хлеба,Если чаша дней моих пуста,
Не с тобою пред лицом ГосподнимВстану я в день Страшного суда,Да и тот, кто мне для муки дан,Может быть, уже прощен сегодня.
[1921]
ПАРК В УДИНО[101]
А.В. Тарасевич
Аллеи лиственниц лимонных,Темно-зеленый бархат пихт.И в розово-янтарных кленах,И в липах ржаво-золотых
Прорвались синие просветыВ такую глубь, в такую высь,Где все вопросы и ответыВ кристалл Безмолвия слились.
Но храм, убогий и забвенный,В плакучем золоте березС такою верой дерзновеннойСвой крест в безмолвие вознес.
10–16 сентября 1921
Удино
О РОСТОВЕ
На решетках балконаВялых рыб ожерелье.А внизу граммофонаХриплый тон и веселье.
Нежных ликов девичьихМолодое томленьеИ сольфеджий привычныхМонотонное пенье.
Рой детей сиротливыхВ тесной клетке двора.Всё так живо, так живо,Точно было вчера.
1921
Москва
«На мраморную балюстраду…»
На мраморную балюстраду[102]И на засохший водоемВ квадрате крохотного садаПод хризолитовым плющом
Гляжу я так же, как бывалоВ те обольстительные дни,Когда душа припоминала,Что в мире значили они.
И вижу черную гондолу,Мостов венецианских взлет,И голос сладостной виолыМеня томительно зовет.
Сквозь шелк дворцовой занавески,Как нож, блистает чей-то взор,А весел радостные всплескиЗвучат, как поцелуев хор.
И знаю, в этом же каналеНа мягком и тенистом днеЯ буду спать с твоим кинжаломВ груди, в непробудимом сне.
[1921]
Сергиев Посад
«Боже воинств, великой Твоей благодатью…»
Боже воинств, великой Твоей благодатью[103]Ниспошли мне твой панцирь, и щит, и копье.Я одна пред несметною ратью,Полно ужасом сердце мое.
Кто щитом моим был, и мечом, и твердыней,С поля битвы ушел и ночует в шатрах,Опои меня, Боже, своею святыней,Да бежит предо мною твой враг!
13 февраля 1922
«Голубая ночь баюкает…»
Голубая ночь баюкаетВ небе сонную звезду.Леший по лесу аукает,Я одна в лесу иду.
Я одна, и сердцу радостно,Что одна я в голубом,В неразгаданном и сладостном,В древнем таинстве ночном.
Протянула струны тонкиеК сердцу, вспыхнувши, звезда,Под кустом блестит, сторонкоюНаговорная вода.
Не нужны мне заклинания,Никого не позову.В звездной песне и в молчании —Долгий век мой проживу.
6 марта 1922
Сергиев Посад
«Не касайся меня, Магдалина…»
Не касайся меня, Магдалина,Не влачись у краев моих риз,Женской мукою Божьего СынаНа земле удержать не стремись.
Я не плотник, не сын Марии,Не учитель, не друг я твой,Позабудь слова земные,Если хочешь идти за мной.
И ты – не Вифании дева,Не Лазарь и Марфа – родные твои,Отныне ты сеятель Божьего сева,Апостол Моей Любви.
25 марта 1922
«Там, где нога твоя земли коснется…»
П.А. Флоренскому
Там, где нога твоя земли коснется,Не оживет сожженная трава,И черный вихрь вослед тебе несется —Так шелестит несмелая молва.
Но ты молчишь, склонив ресницы долу,Таинственным величьем обречен,Завившись в быт прогорклый и тяжелый,В нем поглотить пророческий свой сон.
Но ветхий бог, как мех, уже раздранный,Вместить не может нового вина,И ты не в нем живешь, пришелец странный,Не там, где дом твой, дети и жена.
Тебе знакомо нижних бездн сиянье,Денницы близкой дерзновенный взор,И сладостность свободного познанья,И горького изгнанья приговор.
И ничего о них молва не знает,И ничему там не поможет быт,Где Дьявол с Богом в смертный бой вступаютИ где душа, как два костра, горит.
[конец апреля – начало мая 1922]
СВЯТОМУ СЕРГИЮ[104]
Ты ходил тропинкою лесистоюПо лощинам тем же и холмам,Где идут стопы мои нечистыеКаждый день к мучительным грехам.
Светлый нимб, души твоей сияниеЯ ловлю порой на облаках,И в росистом трав благоухании,И в закатных розах на крестах.
Но, смущенный темным отвержением,Вечной болью незаживших ран,Белых риз твоих прикосновенияДух страшится – зван, но не избран.
Чудом встречи глубже озаряетсяДикий мрак падений и утрат.И твоей святыней не спасаетсяДух, гееннским пламенем объят.
31 мая 1922
Сергиев Посад
ПАМЯТИ ЕЛЕНЫ ГУРО[105]
Два озера лесных – глаза,В них – мудрость вещего ребенка.Порой нежданная слезаСквозь смех, стремительный и звонкий.
На тонких пепельных косахДва банта – желтый и вишневый.Неоперенных крыльев взмахВ движеньях грации суровой.
В певучем бархате речейОргана голос величавый.И вдруг – победный звон мечей,И дальний отзвук битв кровавых.
Волшебник снежно-белый котС янтарным ворожащим окомТебя – царевну – стережетИ там, в краю от нас далеком.
С твоей картины нежный зверь,Прозрачно радужный лосенок,Тебе открыл Эдема дверь,Где призрак, ласковый и тонкий,
Земного сына твоегоТебя объятьем лунным встретилИ дивной музыкой отметилТвоей кончины торжество.
1–13 июня 1922
Сергиев Посад
«В твоем пространстве многомерном…»
Вл. Андр. Фаворскому
В твоем пространстве многомерном[106]Сыскав единый монолит,Движеньем медленным и вернымТвоя рука его дробит.
И, разделяя, созидаетУгрюмых ликов хоровод,Чьей жизни сумрачная тайнаЕще в веках разгадки ждет.
А здесь, в трехмерной нашей были,Ты ясен, прост, как голубь белый.И скрыты творческие крыльяКрасноармейскою шинелью.
15–28 июля 1922
ИНОПЛАНЕТНЫМ[107]
Они меж нами пребываютИ нами видимы порой,И часто даже роль играютВ любой профессии земной.
Средь них актеры и поэты,Возможен даже большевик,Но в их глазах иного светаВсегда заметен жуткий блик.
Не в нашем ритме их движенья;Как незнакомые слова,В устах их наши выраженья.Земли касаются едва,
Как тень скользящая, их ноги,И им легко переступатьМорали скользкие порогиИ сразу две игры играть.
И, может быть, они крылаты,И в разных могут жить телах.Видали их неоднократноЗа раз и в двух, и в трех местах.
Их часто любят без надежды.Они же любят кровь сердец.Для них измены неизбежны,И быстр, и странен их конец.
3–4 сентября 1922
