Иэн Келли - Вивьен Вествуд

У Вивьен наметан глаз на ткани, и она до некоторой степени обязана этим своей семье; габардин и накрахмаленный хлопок, сукно и твид, которые и до войны, и сразу после нее производили на фабриках неподалеку от ее дома, до сих пор являются отличительными чертами ее коллекций. А в детстве производство тканей было частью войны и, кроме того, привычной частью жизни любой девочки.

Разумеется, режим жесткой экономии, в котором жила Вивьен, привычка детей и взрослых мастерить все своими руками и, согласно лозунгу, «обходиться тем, что есть», чинить одежду и беречь все для повторного использования до сих пор находят отражение в ее характере. И эти черты она разделяет с целым поколением англичан и даже с королевой: все они с гордостью и ностальгией вспоминают о том, как героически были настроены британцы, несмотря на скудную жизнь и необходимость затянуть пояса. «Покупай меньше, но более качественные вещи и ухаживай за ними» – мантра Вивьен Вествуд и ее компании в XXI веке: такую с успехом могло бы выдумать и правительство Эттли[5]. Все вещи должны были быть практичными, и правительство фанатично старалось как можно больше сэкономить, введя централизованный контроль одежды, которую носили женщины. Конечно, и тут не обошлось без политики. Люди это заметили. И с одобрением восприняли жертвы друг друга и поддержали всеобщее настроение, согласились выглядеть одинаково ради великого национального дела, нося или не нося ту или иную одежду. И это тоже в своем роде одна из мантр Вивьен: одежда для героев, одежда, которая выражает твои стремления. Тем не менее одежда рационального кроя стала синонимом политического и пропагандистского переворота, совершенного в первую очередь за счет женщин. Возьмем нижнее белье. Принятый в 1943 году Закон о рациональном использовании резинки редко упоминается в связи с историей Второй мировой войны или социальным прогрессом в жизни женщин. А стоило бы. Закон этот запрещал женщинам использовать резинку в любых предметах одежды, исключение составляли только корсеты и трусики, которые носили женщины, непосредственно вовлеченные в тыловую работу, – так решили в Министерстве обороны. «Когда ваши подвязки износятся, – советовало правительство, – отрежьте их износившуюся эластичную часть и замените ее прочной дюймовой или двухдюймовой лентой». Потребовалось личное участие Нэнси Астор[6], чтобы министерство отменило закон об экономии на нижнем белье. Британки продолжили борьбу, вооружившись повторно используемыми прорезиненными подвязками, – так они образно стегнули Гитлера трусами по лицу в знак неповиновения. У девочек с нижним бельем все было по-другому. В детстве Вивьен должна была носить трусики на пуговицах, это была обычная практика, поскольку резинка в воюющей Великобритании просто исчезла. Но Доре каким-то образом удавалось, с риском для здоровья работая внеурочно ради детей, добывать резинку и бороться дальше.

Семейство Вествуд. В верхнем ряду (слева направо): Джо Корр с внучкой Ольги Ханной на руках, Питер Уоттс (муж Ольги), Бен Вествуд (с собачкой Джеки), Гордон Суайр, Андреас. В нижнем ряду (слева направо): Кора Корр, Ольга, Люси (дочь Ольги), Оливер (сын Ольги), Джеральдин (жена Гордона), Вивьен

Каждый может рассказать о том, когда начал осознавать себя. Мы рассказываем такие истории друг другу и самим себе – о своем прошлом. О своем прошлом как отдельного человека и как нации. Вивьен говорит, что ее жизнь как активиста и гуманиста началась с того момента, когда она увидела потрясшее ее распятие – безусловно, своего рода откровение Павла на пути в Дамаск. Мир полон ужасных страданий, и ее долг – лично помочь облегчить их.

«Знаю, моя реакция на изображение распятия была странной, но и тогда, и сейчас у меня оно вызывает очень личные переживания. Еще ребенком я знала, что вокруг много злых людей, и не хотела быть такой же».

Творчество Вивьен как политизированного модельера уходит корнями в военное время с его политизированной одеждой и жесткой экономией. А на проводимую ею экополитику повлияло то, что она жила в то время, когда все вокруг понимали, что следует повторно использовать вещи и поменьше выкидывать – и это стало частью ее личности.

«Думаю, говоря о прошлом, нужно не просто пересказывать одни и те же проверенные истории, а каждый раз смотреть на ушедшую эпоху новым взглядом и оценивать ее максимально точно. Я не хотела бы ограничивать свой рассказ в этой книге только тем, что уже сказала. Сейчас я понимаю, что даже этот случай с распятием, упоминать о котором мне долгие годы было неловко, ныне меня нисколько не смущает. Есть некоторое утешение в старости и в том, что тебя прежде всего считают эксцентричной. Каждому ясно, что его прошлое похоже на череду коротких сценок. Прошлое – история, для которой ты из своей памяти выбираешь те вещи, которые кажутся важными. Ничто из прошлого не является абсолютной правдой. Зато полностью становится понятно, кто ты, только если эти сценки соединить воедино. Именно это нам и предстоит сделать, нам с тобой, Иэн, – сшить вместе все жизненные сцены. Я оглядываюсь назад: вот она я, но одновременно и не я. Ты понимаешь, о чем я? Так что сейчас я оглядываюсь назад и едва ли могу узнать себя или узнаю только какую-то крошечную часть в той, какая я сейчас, и думаю: «Глупая, глупая девчонка, как можно было быть такой наивной?» Но и наивность тоже что-то дает тебе в жизни, вызывает жажду познания. Знаешь, вот что я сказала бы той девочке на фотографии: «Не бойся. Не бросай книги. Говори все как есть. И еще: думай своей головой».

Да здравствует рок

С чего на самом деле началась молодежная культура? С рок-н-ролла.

Еще когда училась в школе, я начала шить вещи в рок-н-ролльном стиле. Всякие самодельные штучки. И слоган «сделай сам» стал моим девизом. Летом мы по-быстрому сооружали топы, напоминавшие маленькие бюстгальтеры, из двух шарфов, уголки которых сшивали вместе за плечами. Ну и все в таком духе. Подростком быть в то время было сплошное удовольствие.

2 июня 1953 года по всей Англии лил дождь. Было запланировано множество увеселений и уличных мероприятий, но они не состоялись. В день коронации двадцатипятилетней Елизаветы Виндзорской двенадцатилетняя Вивьен, которая только поступила в Глоссопскую среднюю школу, пришла на чаепитие в честь «мокрой» коронации в свою старую школу в Тинтуисле. Семейство Суайр в полном составе, вместе с десятками других людей, отправилось к соседям: только у них в округе была бытовая новинка – телевизор. Как и прочие «новые елизаветинцы» по всей стране, они облепили экран, желая увидеть старинную церемонию в Вестминстере. В Вивьен увиденное по телевизору оставило глубокий след, и такой же глубокий след оставила ее монархически настроенная церковная школа. Она говорит, что личность человека формируется в юном возрасте. Тогда же были заложены и некоторые мотивы, встречающиеся в ее творчестве. Звуки и образы 50-х годов наполнили модели Вивьен. А еще все то, что ассоциируется с Англией и с королевой – и с определенным периодом истории культуры страны. Заявления Черчилля о начале новой эпохи надежд и желаний – это, конечно, хорошо, но обычно послания лучше воспринимаются, когда их передают при помощи визуальных средств, зрелищно и с соблюдением ритуала, так что показ старинной церемонии коронации с нарядами и миропомазанием, в цветах 50-х годов, с особым вниманием к стайке пышно разряженных девушек, впервые представлявшихся ко двору и, разумеется, к молодой королеве, возымел свой эффект. С тех пор Вивьен и стала обращаться к атрибутике царской власти и аристократичности, к традиционным мотивам и истории – начиная от футболок с надписью «Боже, храни королеву» до коллекций «Харрис-твид» («Harris Tweed») и «Англомания» и державы на логотипе ее компании. На фоне тусклой серости Великобритании времен жесткой экономии коронация запомнилась взрывом ярких красок. И кроме того, во время церемонии все внимание было приковано к нарядам, к самой церемонии и к королеве. Так что взгляд Вивьен неизбежно должен был преломиться под определенным углом, а благодаря коронации образ и метафора, которые прежде уже возникли в ее голове, теперь прочно в ней обосновались: родиться в Англии и быть женщиной – нечто особенное.

«Примерно в это время в моей жизни произошли большие изменения. Из моей начальной школы сдавали вступительный экзамен в среднюю школу восемь детей-ровесников. За год до коронации шестеро из нас – все девочки – успешно сдали экзамены. Мы переехали из Миллбрука, из наших коттеджей, и год жили в новом муниципальном жилом доме в Холлингворте, а потом переселились в Тинтуисл: мои родители накопили денег, купили Тинтуислское почтовое отделение и стали почтмейстерами.