Виктор Хелемендик - Всеволод Вишневский

И далее писатель размышляет о будущем: «Где-то в коммунизме есть индивидуализм высшего, особого типа… Как раз проблема мало разработанная, а тут и давать бой капиталистическому миру, который судорожно орет об „уничтожении индивидов“. Грядущее общество виделось ему как „полный неудержимый поток творческих сил человечества“».

Это отрывки из писем конца 1949 года. Однако даже приступить к осуществлению новых планов ему не суждено было.

7

В фонде В. В. Вишневского в ЦГАЛИ хранятся черновики и копии полутора тысяч его и четыре тысячи семьсот пятьдесят писем ему, исключая, конечно, поздравительные и телеграммы, письма читателей и радиослушателей, начинающих писателей, корреспондентов журналов и газет, в которых он работал. По этим письмам создается довольно объемное и разностороннее впечатление о Вишневском — писателе, критике, литературоведе, журналисте.

Вспомним: в «Знамени» он прочитывал ежемесячно пятьдесят рукописей, а значит, из редакции уходило не менее пятидесяти ответных писем. Иногда это законченная рецензия на то или иное произведение или наброски к исследованиям по истории литературы. А кроме того, Всеволод Витальевич неизменно, живо откликался, «детонировал» на новые, пусть еще и не до конца осуществленные, творческие замыслы товарищей по перу.

Как-то Н. Михайловский послал ему главы своей будущей книги «Линкор „Марат“». Прошло совсем мало времени, и почтальон принес Михайловскому пакет — в два раза толще. Вишневский не только изложил свои замечания на двадцати страницах, но и послал ряд рукописных материалов, имевшихся у него в единственном экземпляре.

Всеволод Витальевич делился и с другими писателями своими записями, документами, книгами. Если только требуется помощь — Вишневский проявлял и настойчивость и бескорыстие, увлекаясь, исчерпывал свои возможности до дна. Яркая иллюстрация мгновенного отклика на то, чем живет, мучается другой, — его переписка с К. А. Фединым.

…Однажды Константин Александрович попросил дать некоторые справки, относящиеся к периоду гражданской войны. «Хорошо, я поищу, подумаю», — ответил Вишневский и вскоре послал подборку материалов с такой сопроводительной запиской: «Покопался в своих книгах. Нашел книгу о Саратовском Совете рабочих депутатов. Материалы 1917 и 1918 годов. Может быть, просмотрев книгу, Вы кое-что найдете для себя. Протоколы дают некое отражение фактов, страстей, интересов, тем, дел. Есть интереснейшие эпизоды, биографии (см. примечания в конце книги). Есть и интересные письма, заявления и пр. Есть также различные отчеты и не лишенные остроты прения по ним» (18.IV.1947 г.).

Спустя несколько дней (поиски продолжаются) — новое письмо: «Копнул свою библиотеку еще глубже. Шлю Вам книгу А. Деникина „Очерки русской смуты“ — том, как раз нужный для Вашего романа. Тут и корни 1918-го, и необыкновенное лето 1919-го, и поход на Москву, и обозначение флангов, и Антанта, и разгром белых, и пр. и пр. Тут и взгляды „той“ стороны и пр.».

Назавтра — целых два письма кряду. Одно — ответное, в котором Вишневский радуется тому, что «зреет, создается серьезный политический роман»; а второе сопровождает «две полезнейших по фактическому материалу статьи». И здесь Всеволод Витальевич дает — осторожно, тактично — совет, ибо его, как он выразился в дневнике, тема «затревожила»: «… Я думаю, Вы глубоко войдете в материал. Вы неторопливы. И еще: чем глубже Вы будете идти психологическими путями, тем основательнее Вы придете к политической сути России, ее делам, чаяниям, верованиям, подвигам, метаниям, расставанию с „азиатчиной“, косностью, невежеством и пр.».

И далее Вишневский пишет большое — 25 страниц на машинке! — письмо Федину о главных чертах социально-политической и стратегической обстановки в стране в 1919 году…

При встрече Константин Александрович рассказывал ему о своих творческих планах:

— Хочу написать десять романов, чтобы охватить всю нашу жизнь, полвека…

Как известно, Федину не удалось до конца осуществить свой замысел — за «Первыми радостями», «Необыкновенным летом» — оставшийся незавершенным роман «Костер». Говоря о своей принципиальной творческой установке применительно к этому произведению, Константин Александрович подчеркивал: «Постоянное мое стремление найти образ времени и включить время в повествование на равных и даже предпочтительных правах с героями повести — это стремление выступает в моем нынешнем замысле настойчивее, чем раньше. Другими словами, я смотрю на свою трилогию как на произведение историческое».

Такой подход был близок Вишневскому, и именно поэтому Федин принимал его помощь с радостью. И до тех пор, пока автор «Необыкновенного лета» не закончит работу, Всеволод Витальевич шлет ему материалы о гражданской войне на Волге — книги, статьи, воспоминания — свои, О. И. Городовикова, Г. Ломакина.

«Привет, Константин Александрович! — пишет он 22 марта 1948 года. — Вспомнил, что к Вашей теме у меня есть большой альбом „Первая Конная“. Шлю Вам его. Просмотрите типаж, документы и пр. Кое-что наверняка пригодится.

Далее. Шлю Вам журнал „Красный флот“. Он посвящен 10-летию Красной Армии. Там есть мой очерк „Конная Буденного“… Да, советую тщательно выверить дело о Камышине. Бывший комиссар Чижевский говорил мне, что на некоторых картах Камышин обозначен в 1919 году за нами и взят-де белыми не был. Но у меня есть описания обстрела Камышина нашими кораблями…»

Позже, по просьбе автора, Вишневский читает главы романа и делает поправки и, как только может, поддерживает морально. Зашел Федин как-то на дачу. Он похудел, на лице седая щетина. Сказывается большое напряжение: «Я прямо распадаюсь… Пишу последние страницы — смотр Сталиным Первой Конной в Новом Осколе…».

Разумеется, Всеволод Витальевич охотно взялся консультировать — помимо подробного описания смотра, дал ряд бытовых деталей. А спустя некоторое время посылает подбадривающую записочку: «Понимаю Ваше состояние… Ну, еще несколько усилий… Я думаю, что будет Нужная, прочная вещь. Объем — дело „производное“: ведь тема такая широкая — зарождение новой России.

По готовности романа с охотой прочту все, — для цельности впечатлений, ощущений; побеседуем».

Вишневский глубоко проникся заботами и мыслями о романе (не исключено, что и идея написания пьесы «Незабываемый 1919-й» родилась под влиянием столь близкого участия в «творческой кухне» К. А. Федина), и вскоре произошел весьма любопытный случай. 27 августа 1948 года в 3 часа дня Всеволод Витальевич деловито и подробно отвечает на очередной возникший у Федина вопрос: «Справка для Вас. — В русской коннице издавна были кавалерийские значки: эскадронные, сотенные, значки команд разведчиков, штабные и т. д. Эта традиция перешла и к Конармии. Сотни и эскадроны возили значки: штандарты на пиках, обычно алые, с номерами, небольшими текстами и пр.