Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

— Когда же вы нам поможете пробраться в Германию, — спросила я.

Каминский ничего не ответил. Вместо этого он положил на стол дорогие билеты на одно из представлений. Я нахмурилась.

— Это зачем? — спросила я. — Ведь вы знаете, что за все, что вы для нас сделали, мы вас ничем не можем отблагодарить. Вы лучше расскажите нам, как двигаться дальше.

Сказав это, я вдруг опомнилась. Что мы знаем о нем? В сущности, мы были полностью в его руках. В любую минуту он мог отправить нас в советский лагерь, и что тогда?

— Хорошо, — ответила я, соглашаясь пойти с ним на представление.

Прошло еще несколько дней, без каких-либо намеков на наше продвижение на Запад. Тогда Нина и я решили действовать сами. Мы пошли на станцию и купили билеты вплоть до американской зоны. Вернувшись в отель, мы попрощались с нашей приятельницей и в тот же вечер уехали.

На маленькой станции, как раз на границе с американской зоной, мы сошли с поезда. Недалеко от станции мы сняли комнатушку в отеле. Сначала надо было разузнать, как проехать в американскую зону. Вечером мы сели в ресторане отеля и заказали себе ужин. Людей было немного. В ресторане было уютно и тепло, как везде в Чехословакии. И мы с Ниной наслаждались тишиной и спокойствием этого вечера… Вдруг открылась дверь ресторана и вошли два советских майора. Увидев нас, они сразу же направились прямо к нашему столику.

— Эти места свободны? — спросил один из них.

Я качнула головой, делая вид, что не очень понимаю, что они говорят. Как только они уселись, опять обратились к нам с вопросами, кто мы и куда едем. В сущности, я обрадовалась тому, что они к нам «приставали», ибо увидев их у входа, я на мгновение похолодела. Я думала, что они сейчас же арестуют нас. Теперь мне стало ясно, что они принимают нас за иностранок и просто хотят «подъехать» к нам. Чтобы отделаться от них, лучше всего было притворяться, что мы не понимаем их. Мы с Ниной стали говорить между собой по-немецки. Но так как немцев ненавидели в Чехословакии и даже преследовали, мы старались объяснить им, что мы австрийки. Отношение к австрийцам было лучше. Немцев, которые находились на территории Чехословакии, загоняли в лагеря, навешивали им на рукава повязку с буквой «Д», что значило немец, запрещали входить в рестораны, кафе и кино, даже ездить на трамвае. В общем, их старались так же унизить, как они в свое время унижали иностранцев, особенно славян с востока.

Майоры не понимали по-немецки, но кое-как объяснили нам, что они едут на работу в оккупационную Германию. Мы же сказали им, что мы из Австрии и посещали здесь родственников, а теперь едем обратно домой в Австрию. Разговор не очень клеился. Ко всему Нина и я волновались, хотя и не подавали виду. Мы обменялись еще несколькими фразами с майорами, закончили наскоро ужин, извинились и попрощались с ними. Они нам вежливо поклонились.

— Господи! Как я испугалась! — сказала Нина, как только мы вошли в нашу комнатушку.

Мы рано легли спать, надеясь, что завтра поедем дальше.

На следующий день нас разбудил стук в дверь. Еще сонная, я подошла к двери и открыла ее. Там стояла горничная. Она сказала, что нас кто-то ожидает в зале.

— Кто-то ожидает? — удивилась я. — Кто нас может ожидать?

— Какой-то господин, — ответила она.

Я быстро оделась и вошла в зал ресторана. Там за столиком сидел Каминский. Он сразу же набросился на меня:

— Вы даже не попрощались!

— Как вы нашли нас? — удивилась я в свою очередь.

— По регистрации гостиниц.

Об этом я, конечно, не подумала.

— Вы же знаете, что нам нужно дальше, — сказала я. — В Праге было очень хорошо. Но в конце концов все это должно было кончиться. Ведь срок нашего пребывания истек. Дальше оставаться там было опасно. А вы и не думали помочь нам продвинуться дальше на Запад.

— Давайте сначала завтракать, — прервал меня Каминский. — Я тоже еще ничего не ел.

Я села к нему за стол и он подозвал официанта.

— А где же Нина? — спросил он.

— Она одевается.

Каминский заказал три завтрака. И мы пересели за другой стол.

— Принесите нам бутылку шампанского, — обратился он к официанту.

— Шампанское на завтрак? Не слишком ли это роскошно? — сказала я.

Когда официант отошел, Каминский взял мою руку в свою:

— Вы выйдете за меня замуж?

Последнее слово он произнес немного запинаясь. А я в первое мгновение просто растерялась. Он был старше меня лет на тридцать. Да мне и в голову не приходило, что он может думать об этом.

— У меня всегда будет достаточно денег, — продолжал он, — чтобы вам и вашей сестре обеспечить хорошую жизнь.

Я не знала, что отвечать. Все это случилось так внезапно. Конечно, если б я согласилась, все наши мытарства окончились бы. Но разве я только для того убегала на Запад, чтобы быть материально обеспеченной? А Сергей? Склонив голову, я представила себе Сергея и наше тайное обещание, обещание, не высказанное словами, что мы будем верны друг другу… Было слишком сложно объяснять все это Каминскому. Но какой дать ему ответ, чтобы он не обиделся? К тому же, он всегда был с нами любезен и вел себя прилично, никогда не позволял себе никаких вольностей ни в отношении меня, ни Нины. Теперь я поняла, почему он ничего не предпринимал для нашей поездки дальше на Запад.

— Но я, — начала я, запинаясь, — я… не хочу еще выходить замуж.

В это время вошла Нина. Она поздоровалась, подсела к нам за стол, и мы молча начали завтракать. Мои мысли перенеслись к Сергею. В последнее время я часто думала о нем. Иногда мне хотелось поехать в город П., найти его друзей и расспросить о нем. Но в то же время я знала, что это было бы неразумно. Во-первых, П. находился далеко на восток от Праги. А это — против наших планов двигаться на Запад. Во-вторых, я также знала, что Сергей никогда не останется там. По окончании войны, если он еще в живых, он с головой бросится в активную жизнь страны и будет работать для своего народа. Он — неисправимый идеалист. И его путь на родине будет нелегким.

При этой мысли мое сердце больно сжалось. Я бросила есть и откинулась назад. Нина и Каминский немного с беспокойством посмотрели на меня.

— Ты что? — спросила Нина.

— Ничего.

Только выпив немного шампанского, я кое-как успокоилась, и мы опять начали разговаривать. Через некоторое время Каминский положил на стол конверт.

— Это для вас, — сказал он.

Я взяла конверт и распечатала. Там было письмо по-немецки и два билета в Пильзен.

— Вы? … Вы знали, что мы…

Я не могла дальше говорить. После всего, что случилось, — наш побег из Праги, мой отрицательный ответ на его предложение, такого великодушия я никак не ожидала от этого пожилого еврея. К тому же, предлагая мне свою руку почти в пути, он, вероятно, предвидел, что я откажу.