Норберт Фрид - Картотека живых

- А спросила ты герра кюхеншефа, позволит ли он тебе такой маскарад?

- Ах, что вы, нет, - прощебетала Юлишка. - Я думала, что это неважно. Ведь на нас тут никто не смотрит.

Россхаупт сделала вид, что не замечает дерзкой кокетливости этого ответа.

- Кто тебе шил это?

- Никто, битташон. Я ношу их неперешитыми.

- Не ври! - все еще сдержанно сказала Кобылья Голова. - Крупные стежки по бокам сделаны не на машине. Кто-то перешивал брюки здесь, в лагере.

В кухне стояла мертвая тишина, все девушки замерли на месте, каждая, как и Като, поняла теперь, что беда на пороге. Да и Юлишка, видно, почуяла опасность.

- Ей-богу!.. - сказала она уже робко. - Может быть, их перешили в Освенциме... а мне достались такие.

- А куда делся полосатый кант, который вшивали там?

Юлишка опустила голову.

- Я получила такие... правда!

Россхаупт выпрямилась, судорожно сжала рукой свой форменный пояс, сдвинула кобуру с пистолетом на место, потом хладнокровно оказала:

- Я застала тебя в гражданских брюках. Это может означать только одно: ты готовишься к побегу. А за это заключенных отправляют на виселицу. Лейтхольд! - Она отвернулась от побледневшей Юлишки и сурово взглянула на кюхеншефа. - Идем в вашу контору! А этот "номер" пойдет с нами.

* * *

Комнатка в углу, за перегородкой, была тесная, все трое оказались там еще ближе друг к другу, чем в кухне. Россхаупт прежде всего бросила взгляд на походную койку за дверью, и Лейтхольд проникся уверенностью, что Кобылья Голова обо всем догадалась, что она знает о его любви, о тех часах воздушной тревоги, когда Юлишка лежала тут одна...

Но что бы ни думала надзирательница, ее неподвижное, каменное лицо не выдавало этих мыслей. Она сунула руку в сумку и вынула плетку.

- Насколько я помню, ты любишь раздеваться, - сказала она, - так сними-ка брюки. Прежде чем мы тебя повесим, ты окажешь нам, кто из девушек перешивал эти брюки. Она хотела помочь тебе бежать, вот мы и повесим вас рядышком.

По ту сторону низкой перегородки девушки, в кухне слышали каждое слово. Взявшись за руки, они жались друг к другу и ждали, что будет дальше.

- Я... я сама перешивала, - плача, сказала Юлишка.

- Опять врешь. Ты бы так не сумела. Ну-ка, пошевеливайся. Ложись на стол...

- Не бейте меня! - взвизгнула Юлишка. - Умоляю, не бейте! Я все скажу.

Като быстро переглянулась с подругами. Чего доброго, Юлишка погубит и беднягу портного!..

- Ты уже много врала, и я тебя проучу. Лейтхольд, ты посильнее, влепи-ка ей как следует. Я подержу.

Кюхеншеф откашлялся раз, другой.

- Ну, скоро? - в голосе Россхаупт появились зловещие нотки.

- Герр кюхеншеф, пощадите! - Юлишка не договорила, ее голову прижали к столу.

- Я... не могу, - прошептал Лейтхольд. - Я... я инвалид. Для таких дел...

- Ах, вот как! - вскричала надзирательница. - Ты не хочешь наказать мерзавку, которая открыто готовилась к побегу? Час от часу не легче! Подай мне плетку!

* * *

В коротких промежутках между ударами и ревом Юлишка выложила все: она купила старые брюки за две миски супа, Беа выстирала их, а чешский портной из четырнадцатого барака перешил. Его имя она выдала тоже: Ярда.

Россхауптиха, неся под мышкой скатанные брюки, зашагала в комендатуру, оставив полураздетую Юлишку лежать на полу. Лейтхольд запер кухню и поспешил за надзирательницей.

- Achtung! - крикнул капо у ворот. Писарь выбежал из конторы и вытянулся в струнку.

- Хорошо, что ты мне встретился, - крикнула побагровевшая Россхаупт. Немедленно приведи в комендатуру заключенного чеха Ярду из четырнадцатого барака.

И она устремилась дальше.

- Веду к вам нашего донжуана, - сказала она, врываясь в жарко натопленную комендатуру. - Вы были правы, он влюбился в жидовку. А ну-ка, поскорей проветрите здесь, не то я задохнусь.

Дейбель поспешил к окну, Копиц ловил руками рукава френча, повешенного на спинку стула. Вошедший вслед за эсэсовкой Лейтхольд с унылым видом остановился у дверей.

- Вы только взгляните на него! Хорош инвалид! Отказался наказать девчонку, которую я поймала при попытке к бегству! - возглашала она, тыча пальцем в сторону Лейтхольда. Кюхеншеф медленно поднял голову и, словно не слыша надзирательницы, проковылял к столу Копица.

- Герр рапортфюрер, - тихо сказал он, стараясь сохранять воинское достоинство, - разрешите подать вам рапорт об увольнении со службы. Вы сами предлагали мне.

Россхаупт энергично оттолкнула его.

- Э-э, нет, голубок! Прежде ты ответишь за свои проступки. Смотать удочки, подать в отставку... Как бы не так!

Стоявший у окна Дейбель вытаращил глаза, он все еще не понимал, в чем дело. Копиц тоже понимал не больше его, однако быстро успокоился, остался сидеть без френча, с расстегнутым воротом, удобно развалясь на стуле, и благодушно поглядывал на разыгрывающуюся сцену. Могло ли быть более отрадное зрелище! Перед ним его милые коллеги, которые давно сидят у него в печенках и мешают ему править лагерем по-своему. Рыжая щука Россхаупт и благородный инвалид Лейтхольд! Оба они сейчас дрожат - она от злости, он от страха. Здорово они сцепились, Кобылья Голова, видимо, держит его за глотку и не отпустит, пока ему не будет капут. Это же просто замечательно, друзья мои, ну-ка, ну-ка, жрите друг друга, чем больше вы приложите к этому сил, тем меньше работы останется дядюшке Копицу...

- Ну-ка, все по порядку, - сказал он веско. - Слово имеет фрау надзирательница. У вас, очевидно, есть обоснованная жалоба на шарфюрера Лейтхольда?

Россхаупт одернула на себе френч. Она сразу заметила, что Копиц чувствует себя на коне и наслаждается положением арбитра. Но ей было все равно. Сейчас для нее было важно одно: она ненавидела красивое тело Юлишки и жаждала расправиться с эсэсовцем, который пренебрег своей арийской честью.

Россхаупт лаконично сообщила о случившемся, показала брюки, которые, войдя, швырнула на стол, и повторила, что налицо явная подготовка к побегу и что кюхеншеф, во-первых, не был достаточно бдителен, чтобы самому заметить это, и, во-вторых, отказался задать девушке заслуженную норку. Уже этого достаточно, чтобы немедленно отстранить его от должности и завести дисциплинарное дело. Но еще останется вопрос, в какой степени он был заодно с этой девкой. Для большей выразительности Россхаупт употребила двусмысленное выражение "unter einer Decke stecken" буквально: "быть под одним одеялом" - нем.)>, и Копиц злорадно хихикнул.

Здоровая щека Лейтхольда покраснела, он, словно защищаясь, прикрыл грудь руками.

- Категорически отвергаю подобное подозрение, - запинаясь, произнес он.

- Вот еще! - прервала его Россхаупт. - Как это вы могли не знать о брюках? Да ведь она носила их только ради вас, чтобы еще больше вам нравиться! Где она их примеряла? Не в вашей ли комнатке?