Владимир Голяховский - Это Америка

Лиля дозвонилась до Марьяны Трактенберг из Боткинской больницы:

— Марьяночка, это Лиля Берг.

— Боже мой, Лиля! Откуда ты, где ты?

— Я в Нью — Йорке, но прилетаю в Москву с американцами, для оказания помощи жертвам землетрясения. К вам в больницу привозили пострадавших?

— Даже много. Тяжелых всех перевозят из Армении в московские больницы. Мы задыхаемся от работы, а инструментов и антибиотиков, как ты понимаешь, не хватает.

— Мы везем оборудование для операций и антибиотики. Мой шеф сказал, что оставит часть там, где их лечат. Можно будет завезти оборудование в Боткинскую?

— Я постараюсь всё устроить, попрошу помочь Моисея Рабиновича. Он еще у нас работает.

Возникло еще одно дело: доктор Нил Коханович, искусный хирург, специалист по операциям на позвоночнике, и его жена решили лететь и собирали пожертвования для детей — одежду, конфеты, игрушки. Жили они в богатом пригороде Нью — Йорка и оповестили о своих планах соседей. Коханович утром заехал за Лилей и повез ее к себе:

— Вы эмигрантка, вы из России, будем вместе принимать жертвователей.

Гостей принимали в большом пустом зале на первом этаже. Принесли много вещей, в основном новую одежду и обувь, и собрали больше двух тысяч долларов. Лиля с беременной женой Нила принимала подарки, объясняла, что будет раздавать все детям в Армении. Набралось восемь больших коробок. Она должна будет получить их в Москве прямо из таможни, без пошлины.

Накануне отлета Лиля с Мошелом погрузили все коробки в грузовик и отправили в аэропорт.

10. Москва глазами эмигранта

Впервые Лиля летела в Россию иностранкой — с американским паспортом. В душе бурлили разные чувства: радость от предвкушения встречи с отцом и Августой, ожидание встречи с друзьями, некоторая настороженность от встречи со страной, в которой родилась и выросла. Как-то она встретит ее теперь?

Первым делом надо расселить американцев в гостинице, потом поехать к родителям, а завтра — за получением груза. И вот «Боинг-747» пошел на снижение над аэропортом Шереметьево. Она прильнула к окошку и жадно всматривалась: те же узкие дороги, те же глухие темные Деревеньки вокруг.

В аэропорту Френкель шел впереди, а Лиля — прямо за ним, чтобы помогать с переводом, следом шли два немного растерянных резидента. Тщательная проверка паспортов прошла гладко. Лиля вспомнила, как такие же хмурые молодые солдаты проверяли их выездные визы двенадцать лет назад. Но тут таможенник вдруг уставился на нее и попросил открыть один из двух чемоданов. Первое, что он увидел, было штук тридцать шариковых ручек, дефицит в России. Он сурово нахмурился:

— Это зачем столько ручек?

— Для подарков.

— Подарки ввозить запрещено.

Яркое напоминание из прошлого: «запрещено», «нельзя», «не разрешается», — самые популярные слова официального советского лексикона. Однако любые запреты порождали только способы их обходить. Лиля протянула таможеннику три красивых ручки:

— Возьмите. Это подарок вам.

Хмурое выражение сменилось галантной улыбкой так быстро, что позавидовал бы самый искусный актер. Больше он ничего не спрашивал. Очень удивились этой сцене Френкель и резиденты.

— Чего он хотел, зачем вы открывали чемодан?

— Обычная проверка русского. Вы американцы, с вами он не хотел связываться. А во мне распознал бывшую русскую.

— Что вы ему сказали?

— Дала маленькую взятку — три ручки. В России все так делают.

Компания «Интурист» подала им большой лимузин «Чайку». Ехали по Ленинградскому шоссе, хорошо знакомому Лиле. Шел небольшой снег, она с жадностью вглядывалась в дома по сторонам, удивлялась тому, что ничего не изменилось. Вот метро «Аэропорт», где она когда-то жила. Там ее ждут родители. У нее быстрее забилось сердце.

В гостинице американцы встали в сторонке, а Лиля протиснулась к миловидной молодой регистраторше у стойки:

— У вас для нас заказаны четыре люкса.

Женщина не повернула головы, Лиля повторила, тогда фамилии стали проверять по списку:

— Ваших фамилий и свободных люксов у нас нет.

Лиля опешила:

— Как нет?! Этого не может быть, для нас бронировали. Проверьте еще раз.

Она положила на стойку косметический набор в изящной пластмассовой коробке:

— Это подарок из Америки, для вас.

Ловким движением регистраторша смахнула коробку в ящик и заулыбалась.

— Ах, простите, нашла ваши фамилии, вы просто в другом списке, — сказала она. — Но люксов все равно нет. Что ж мне с вами делать, дать полулюксы, что ли?

— Давайте полулюксы.

Американцы с интересом наблюдали.

— Что, ей вы тоже дали взятку?

— Без этого в России нельзя.

Разместив их в номерах и отправив в ресторан, Лиля наконец позвонила родителям:

— Дорогие мои, я уже на месте, сейчас выезжаю к вам.

Она слышала, как задрожал голос отца, когда он сказал: «Мы ждем тебя». И Августа крикнула в трубку:

— Ждем, ждем!..

Лиля вошла в метро. Станция «Смоленская», ничем особым не примечательная, показалась ей красавицей по сравнению с нью — йоркскими станциями сабвея. Лиля вглядывалась в лица людей, их одежду, манеру держаться, сравнивала их с американцами. Такие привычные когда-то русские лица теперь казались ей несколько странными. Даже постоянное звучание русской речи было странным.

И вот она идет от метро «Аэропорт» к своему бывшему дому, писательскому кооперативу, и все вокруг такое знакомое, будто она и не уезжала. Сердце колотилось все чаще — сейчас она поднимется на шестой этаж, позвонит…

У Павла дрожали руки, когда он открывал дверь. За ним, со слезами радости на глазах, стояла Августа. Конечно, они постарели, Павел согнулся, уже не казался таким высоким, а Августа пополнела и тоже как будто осела — обоим за восемьдесят.

— Доченька, доченька, — повторяли старики.

Лиля кинулась к ним и заплакала. В тот вечер она впервые рассказала им то, о чем не писала все эти годы, — как тяжело ей досталась эмиграция. Да и то все равно скрыла многое.

Рано утром позвонили и приехали в гостиницу Римма и Моня — восклицания, объятия, радость! Но Лиля должна была опекать своих американцев и думать о багаже.

— Ребята, мне надо вести их в ресторан. Завтрак здесь включен.

— Мы пойдем с вами, — сказал Моня.

Френкель и резиденты были рады познакомиться с русскими друзьями Лили. Эффектная Римма сразу произвела на Френкеля впечатление. С талонами на завтрак они встали в очередь в переполненном ресторане. Озабоченный распорядитель велел ждать свободного стола. Наконец сели — скатерть на столе в пятнах, бумажные салфетки разрезаны на четвертинки, меню скудное — каждому полагаются чашка кофе и булка. Кофе был безвкусный, а булка несвежая. Американцы поражались и только молча переглядывались. Тогда Моня отошел, о чем-то поговорил с распорядителем, и хмурое выражение его лица сменилось галантной улыбкой. Через десять минут их перевели в небольшую комнатку рядом, там скатерть была крахмальная, а посуда красивая, принесли шампанского и стали подавать разнообразные блюда, включая осетрину и черную икру.