Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя
Очевидно, что столь значительная операция, несмотря на меры секретности, не могла полностью укрыться от глаз населения. По стране поползли слухи. Они стали еще более устойчивыми после того, как зарплаты и пенсии за вторую половину ноября были выданы раньше, чем обычно. Однако в целом об условиях обмена денег население не знало. Подгоняемые противоречивыми предположениями, люди бросились спасать свои сбережения. Сначала паника приняла форму массовых закупок товаров длительного пользования и драгоценностей. 29 ноября 1947 г. министр внутренних дел С. Н. Круглов докладывал Сталину, что 28 и 29 ноября в Москве наблюдались наплыв покупателей в магазины, торгующие промышленными товарами, и изъятие денег из сберкасс. В магазинах скупалось все подряд, в том числе товары, которые раньше вообще не пользовались спросом. Так, были проданы мебельные гарнитуры стоимостью 30, 50 и 60 тыс. руб. Огромные деньги при среднегодовой заработной плате рабочих и служащих около 7 тыс. руб. На единственный гарнитур за 101 тыс. руб., который не могли продать в течение 3–4 лет, теперь претендовали четыре покупателя. В коммерческих магазинах скупали меха, ткани, часы, ювелирные изделия, пианино, ковры[807]. 30 ноября, как докладывал Круглов Сталину, перед открытием московских универмагов собирались большие очереди из нескольких сотен человек. В Москву устремились жители близлежащих областей. Очереди в сберкассы доходили до полутысячи человек. Власти после двух дней торговой лихорадки начали принимать меры. Круглов сообщил Сталину, что большинство магазинов были закрыты под предлогом ремонта или переучета товаров. В открытых магазинах сняли с продажи ценные товары, например ювелирные изделия из золота. Многие магазины прекращали торговлю сами – из-за отсутствия товаров[808].
2 декабря Круглов снова докладывал Сталину – ситуация существенно не изменилась. Столкнувшись с дефицитом товаров, люди начали скупать все подряд. Дошла очередь до музыкальных инструментов и патефонов. В одном из магазинов 30 ноября и 1 декабря были проданы все имеющиеся в наличии 11 пианино, хотя ранее один инструмент удавалось реализовать в течение двух месяцев. Отсутствие промышленных товаров вызвало повышение спроса в коммерческих магазинах на продовольствие, пригодное для длительного хранения (копченая колбаса, консервы, конфеты, чай, сахар). В связи с этим 30 ноября эти продукты также были изъяты из продажи. Резко выросло посещение ресторанов, где «отдельные лица в пьяном виде вынимали из карманов пачки денег и выкрикивали: «Вот сколько бумаги»». Информация об ажиотажном спросе на товары приходила и из других регионов[809]. Если Сталин читал подобные сообщения, а вероятность этого достаточно велика, то его знания о жизни и логике экономического поведения простого советского человека, несомненно, расширились.
Показательно, что власти не пытались остановить предреформенную горячку репрессивными методами. С начала декабря обозначилась невыгодная государству обратная тенденция притока вкладов в сберкассы и массовое дробление вкладов на более мелкие суммы[810]. Но власти даже тогда не приняли никаких ограничительных мер. Судя по всему, Сталин вполне осознавал степень непопулярности реформы и не хотел усугублять ее дополнительными раздражающими факторами.
15 декабря все закончилось. Началась рутинная операция обмена денег и переоценки вкладов. В течение восьми дней, с 16 по 23 декабря 1947 г., Сталин принимал в своем кабинете посетителей 5 раз, и каждый раз в их числе был Зверев. Визиты Зверева 16 и 17 декабря, т. е. в первые дни реформы, продолжались по два часа[811]. 3 января 1948 г. Зверев направил Сталину доклад об итогах денежной реформы. В записке фиксировались ее результаты – успешные для государства и неутешительные для населения. Если на 1 декабря 1947 г. на руках у населения находилось 59 млрд руб., то в результате ажиотажных закупок и денежной реформы осталось 4 млрд. Вклады в сберкассах в результате обмена уменьшились с 18,6 млрд старых руб. до 15 млрд новых[812]. Совсем иными были пропорции снижения цен в связи с отменой карточной системы. Хлеб подешевел на 20 %, а мясо только на 12 %. Некоторые же товары даже заметно подорожали. Например, шерстяные ткани – на 27 %, а одежда – на 11 %. В целом индекс государственных розничных цен после реформы составлял 83 % по отношению к дореформенным ценам[813]. Получив вместо десяти старых рублей один новый и отправившись с ним в магазин, можно было купить товаров в восемь раз меньше, чем прежде. Львиную долю сбережений населения государство изъяло безвозмездно.
В какой-то мере смягчить силу этого удара должен был «витринный эффект», связанный с отменой карточек и свободной продажей ранее дефицитных товаров. Однако низкий уровень сельского хозяйства и промышленного производства товаров широкого потребления, а также неповоротливость государственной торговли не позволяли удовлетворить платежеспособный спрос – даже урезанный реформой. Специальные меры, как обычно, были приняты только в отношении крупных городских центров – прежде всего Москвы и Ленинграда, куда заранее завезли значительные запасы продовольствия и промышленных товаров. Но даже там устанавливались предельные нормы отпуска товаров в одни руки: хлеба – 2 кг, мяса и мясопродуктов – 1 кг, колбас – 0,5 кг, молока – 1 литр, обуви – 1 пара, носков – 2 пары, мыла – 1 кусок, спичек – 2 коробки и т. д.[814] Вне столиц и некоторых крупных городов отмена карточек привела к перебоям в снабжении. Уже через несколько недель в Москву посыпались жалобы об отсутствии товаров в магазинах, о фактическом сохранении нормированного распределения и организации закрытых торговых точек для местных чиновников. Из Белгорода поступил такой сигнал: «Сегодня шестой день подряд моя жена стояла в очереди за хлебом с 2 часов ночи и до 10 часов утра, но, увы, все шесть дней она приходила без хлеба». В огромных очередях с тоской вспоминали о карточках[815].
Лишившись сбережений, люди остались с высокими ценами и пустыми магазинами. Однако этот удар в разной степени затронул разные категории населения. В меньшей степени от реформы пострадали жители крупных городов, особенно высокооплачиваемые и состоятельные. До реформы им было гораздо проще превратить старые деньги в товары. После реформы они смогли воспользоваться относительной доступностью товаров и заметным падением цен на городских рынках. Это падение отражало резкое ухудшение положения крестьян, привозивших на рынки продукцию своих подсобных хозяйств. Лишившись сбережений, не получая денег за свой труд в колхозах, задавленные налогами, они остро нуждались в наличных средствах. Некоторое снижение цен в государственной торговле тянуло вниз цены на рынках, что еще больше ограничивало доходы крестьян. Именно крестьянское большинство в очередной раз стало главной жертвой государственной политики.
