Александр Василевский - Дело всей жизни. Неопубликованное

4. Одновременно с подготовкой операции, уделено исключительное внимание готовности нашей обороны и особенно на направлениях спас-деменском, жиздринском и белевском». Далее я сообщал, что, по показаниям авиационной, военной и партизанской разведки, противник продолжает подтягивать на первые два направления пехоту и особенно танки. Партизаны видели на спас-деменском направлении прибывшую с запада одну танковую дивизию. Хотя наличие ударных группировок позволяло более или менее надежно обеспечить как калужское, так и тульское направления, все же я считал целесообразным переместить 19-й стрелковый корпус из района Гжатска в Юхнов, оставив его в составе 10-й гвардейской армии. С этой же целью 4-ю стрелковую дивизию МВО я предлагал перевести из Загорска в Малоярославец»[54].

В ту же ночь Верховный вызвал меня в Москву. В Ставке и Генштабе продолжалась напряженная работа. В первых числах июня на должность командующего войсками Брянского фронта вместо М. А. Рейтера был назначен генерал-полковник М. М. Попов.

Маркиан Михайлович Попов был человеком большого военного дарования, умел хорошо разбираться в оперативно-стратегических вопросах. Много мне приходилось с ним встречаться на фронте при проведении серьезных стратегических операций. Война застала его в должности командующего Северным, а затем Ленинградским фронтом, потом его служебная карьера оказалась изменчивой, как ни у кого. Приняв командование войсками Брянского фронта, он показал себя с лучшей стороны и вскоре был назначен командующим войсками 2-го Прибалтийского фронта. Известно и о том, что М. М. Попов являлся командующим двумя армиями и заместителем командующих Сталинградского и Юго-Западного фронтов.

Как видно, М. М. Попов во время войны то повышался по служебной должности, то спускался ниже. Начав войну командующим войсками Ленинградского фронта, заканчивает ее начальником штаба того же фронта. То же самое происходило и с его воинскими званиями. В войну вступил в чине генерал-лейтенанта, в 1944 году получает звание генерала армии, а заканчивает войну генерал-полковником. И все это при его исключительных способностях, при том, что он был разносторонне образованным военачальником, интересным собеседником и к тому же очень добрым человеком. Но его беда и горе – склонность к выпивке. Просто было больно смотреть, как он, волевой командир, так бесконтрольно вел себя. М. М. Попова ценило Верховное Главнокомандование, с ним не раз вели серьезный разговор в Политбюро ЦК партии. Но строгие внушения и обещания исправиться помогали лишь на какое-то время.

Думаю, что не допущу ошибки, если скажу, что только этот недостаток помешал М. М. Попову в полной мере раскрыть свой военный талант.

Я отправился на Брянский фронт, чтобы на месте ознакомить М. М. Попова с задачами, стоявшими перед войсками фронта. В течение четырех дней я побывал в войсках 61-й, 63-й и 3-й армий. Вместе с новым командующим мы еще раз проверили состояние обороны и ход подготовки к предстоящим действиям. Противник по-прежнему никак себя не проявлял.

В ночь на 10 июня я опять вернулся в Москву, чтобы, после короткой паузы, по указанию Ставки в ближайшие же дни снова отправиться на Воронежский фронт. На меня была возложена координация действий войск Воронежского и Юго-Западного фронтов, а на Г. К. Жукова – Центрального, Брянского и Западного фронтов. Все это еще раз свидетельствовало о том, как обеспечивало Верховное Главнокомандование четкость проведения операции. Через своих представителей Ставка осуществляла руководство войсками на главных участках.

В этот ответственный момент советское командование предъявляло особые требования к органам разведки. И, нужно сказать, она была на высоте и неплохо помогала нам. В первые два года войны мы, руководители Генштаба, не раз выслушивали справедливые упреки Верховного Главнокомандующего в адрес Разведывательного управления. В 1943 году таких замечаний почти не было. Как ни стремился враг держать в тайне планы своего наступления, как ни старался отвлечь внимание советской разведки от районов сосредоточения своих ударных группировок, нашей разведке удалось определить не только общий замысел врага на летний период 1943 года, направление ударов, состав ударных группировок и резервов, но и установить время начала фашистского наступления. Правда, в течение мая, по инициативе Генштаба фронты курского направления дважды предупреждались о возможном наступлении врага в ближайшие дни. Между тем, ни в том, ни в другом случае наступления противника не последовало. Но это произошло, как выяснилось в дальнейшем, не по вине нашей разведки, а в результате того, что Гитлер, стремясь еще более усилить сосредоточенные под Кромами и Борисовкой войска, переносил сроки начала наступления.

8 мая в адрес командующих Брянским, Центральным, Воронежским и Юго-Западным фронтами Ставка направила следующую директиву: «По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10–12 мая на орловско-курском или на белгородско-обояньском направлении, либо на обоих направлениях вместе. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает к утру 10 мая иметь все войска, как первой линии обороны, так и резервов, в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации, с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий завоевать господство в воздухе». В директиве, направленной Ставкой в ту же ночь командующему Степным военным округом, требовалось «всемерно ускорить доукомплектование войск округа и к утру 10. V все наличные войска округа иметь в полной боевой готовности, как для обороны, так и для активных действий по приказу Ставки. Особенное внимание уделить готовности авиации встретить возможные удары авиации противника по нашим аэродромам и по войскам»[55].

20 мая Генштаб, на основе вновь полученных данных о противнике, направил с разрешения Верховного Главнокомандующего фронтам предупреждение о том, что фашистское наступление ожидается не позднее 26 мая. После первого предупреждения, когда оно не подтвердилось, военный совет Воронежского фронта усмотрел в этом колебания, а быть может, и отказ врага от перехода в наступление и просил Верховного Главнокомандующего решить вопрос о целесообразности нанести противнику упреждающий удар. И. В. Сталин очень серьезно заинтересовался этим предложением, и нам – Жукову, мне и Антонову – стоило некоторых усилий, чтобы убедить его не делать этого.

В середине июня Жуков, будучи первым заместителем наркома обороны[56], вновь находился в войсках на Курской дуге. В результате непрерывного и самого тщательного войскового наблюдения за противником, как на Воронежском, так и на Центральном фронтах, а также по данным, поступавшим от всех видов разведки, нам уже точно было известно, что фашисты полностью изготовились к наступлению. Но наступления почему-то не начинали. Вот это «почему-то» немало беспокоило нас, а некоторых даже выводило из равновесия. Особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин. Николай Федорович неоднократно ставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы не упустить летнее время. Мои доводы, что переход врага в наступление против нас является вопросом ближайших дней и что наше наступление будет, безусловно, выгодно лишь противнику, его не убеждали.