Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

Пожилые джентльмены по очереди занимали внимание зала. Я находился в каком-то старинном палаццо, прекрасно отделанном и перестроенном под ресторан. Во время всей этой собеседующей процедуры я скромненько сидел на стульчике и разглядывал кусочки, под старину, фрески на потолке, покрытие полов из крупной керамики, стулья под старину, крытые полосатым репсом. Здесь я впервые ощутил пытку безъязыкости. Положение обязывало постоянно общаться с маститыми, но мой английский язык сразу же буксовал, когда от приветствий собеседник переходил к чему-либо более существенному. С некоторым недоумением наблюдала за мной Христиана.

Это молодая полная женщина в дальнейшем оказалась очень заботливой и даже мне сочувствующей. Сначала она приткнула меня к итальянке, но та оказалась беременной. Мы поговорили с грехом пополам о будущем мира и о том, что его обживать молодым. Но тут «круглый стол» заканчивается, и все отправляются ужинать. Манже! Тут мне не нужен ни язык, ни Вергилий.

10 июля, суббота. Утренняя прогулка: в белых штанах и своей светло-голубой рубашке, в которой я проехал все тропические страны, — покупал ее еще в Таиланде — иду по набережной Пескары. До 12-ти я свободен. На завтрак съел творог, корнфлекс, кекс и кофе. Такое я раньше видел только в американском кино с местом действия во Флориде. Один к одному стоят, без промежутков, отели, потом довольно ухоженная набережная, потом, напротив, огромные, но разделенные на сферы влияния пляжи. Перед каждым — то ли пропускной пункт, то ли кафе. Видны ровные ряды зонтов от солнца и шезлонгов. На каждом пляже свой цвет. Все это очень увлекательно. Народу много, вдоль всего пляжа запаркованы машины. Среди ряда отелей попадаются частные виллы: небольшие, под черепицей, старинные — и огромные современные монстры.

Навстречу мне едут на велосипедах загорелые старички и трусцой бегут 30—35-летние перекормленные джентльмены. Здесь эстетика — солнце, загорают все, не задумываясь о радиации.

Сижу на пресс-конференции молодой американки, которая, кажется, пишет какие-то ужастики. Американка — негритянка, миловидная, с тучей мелко заплетенных косичек. Когда она моет голову, интересно, расплетает их или нет? Она, как и молодой китаец с модными локонами, основные претенденты на лауреатство. Войдя в комнату, я немедленно перевожу кондиционер с отметки 9 «холода» на 1 «тепла». Со своей болезнью я теперь на «вы». Идут разговоры, все время звучат интернациональные слова: «культура», «литература», «эмоции»! Опять «культура»! Несмотря на это, естественно, я ничего не понимаю. В окно царапается пальмовая ветвь. На втором плане — раскаленная розовая улица с ползущими вереницей машинами и за улицей пляжные кабинки. За ними — этого уже не видно — Тирренское море, похожее на щавелевый суп. Жара, море начинает цвести. Пескара — в переводе рыболовное место, по народной этимологии вспоминаю пескарей. Но вообще-то это большой город со своей промышленностью и огромным курортно-туристическим бизнесом.

В президиуме наш председатель и еще другие люди со значительными лицами, корреспондентов немного, лениво в крошечный зальчик заглядывает иногда человек с видеокамерой: в другом зале отеля тоже проводят какое-то собрание. Мне, как и всегда, кажется, что русских здесь не любят. Сижу одиноко, чуть в стороне, ближе к двери. В американку президиум вцепляется, как собака в кость. У итальянцев страсть к американцам, как и у нашего правительства. Когда ей что-нибудь, американке, переводят, все терпеливо пережидают. Я тоже пережидаю, а потом снова вслушиваюсь в округлость итальянского языка. Одновременно завидую, как это все раскручено, и хотя я, возможно, пишу лучше всех в зале, мне таких пресс-конференций не устраивают. Принадлежать бы к какому-нибудь национальному меньшинству и заплетать косички.

Для американки пригласили переводчика. Это, конечно, позволяет ей чувствовать себя значительным лицом. Собственно, она и китаец будут главными действующими лицами литературной части Флаяно. Между ними и разыграется конкурс, организованный по тому же принципу, что и московский конкурс Пенне. Голосует то ли публика, то ли жюри. Говорят, что и на мое выступление тоже переводчика наняли. Но только на выступление, а пока я неприкаянный и потому злой. Во время этой чужой пресс-конференции, на которой я присутствую из вежливости, по своему обыкновению веду «дневник глухонемого». (Позволю себе быть искренним. Это старая история, как русский путешествует без знания языка, как бывает стыдно — не уметь выразить свою мысль.)

Как мне кажется, разговор идет о том, что и слушающим, и ораторствующим хорошо известно. Судя по интернациональным словам — типичный жаргон интеллигенции. Сидящие в президиуме лениво, как наркоманы косяк, перекидывают микрофон от одного к другому. Я злобствую, что меня не пускают поучаствовать в этой сладкой говорильне на жаргоне. Жаргоне интеллигенции.

Обед. Первые спагетти в моей жизни.

Я решил вынести всю кухню за пределы других своих переживаний. Настоящие спагетти, главное, начать есть, попробовать первую порцию. Дальше ты будешь как упырь, попробовавший свежей крови. Это я записываю в блокнот в ресторане.

Я читаю речь.

В течение всего дня Христиана сообщала мне, что моя переводчица едет. Я отчетливо понимал, что успех или неуспех моей поездки зависит от того, правильно или неправильно сеньор Креати выбрал переводчика. Но переводчика не было ни в 12 часов, как договаривались, к пресс-конференции, ни в два, к обеду, ни в четыре. К шести вечера, как и было предписано, оделся и ожидаю в вестибюле. Приехал Креати, и по его лицу я понял, что и он в растерянности от неточности переводчика. Тут я впервые узнал, что это русская, некто Наташа. Наташа вышла замуж за итальянца и живет в Пескаре, преподает русский язык. Уже подали автобус, чтобы ехать в театр «Максимо» на вручение. Заморосил дождичек. Джентльмены и дамы рассаживались в автобусе по своим местам. А некто Наташа так и не появилась. Тем не менее, я чувствовал, что всё закончится хорошо. Все это, включая мои переживания, тянет на небольшую повесть в манере Нагибина. Надо ли описывать, нагнетая атмосферу, ожидание и появление Наташи — молодая женщина, с вечерним платьем на вешалке в руках, вдруг выскакивает из припарковавшейся возле автобуса машины, — надо ли описывать, как она переодевалась где-то в недрах администраторской? Главное, мы немедленно подружились, и я вдруг понял, что и переведет она меня хорошо.

Пропускаю театр, полный народу, телевидение, представление участвующих в «круглом столе» писателей и ученых. Пропускаю мое волнение, потому что слово дали не сразу. Это и хорошо, потому что мы с Наташей договорились, что я читать буду первые фразы абзацев, а она будет читать перевод целиком. Какая тишина возникла после первого абзаца моей речи, как затаился во внимании весь зал, пока Наташа читала перевод. Я-то знаю, что такое внимание зала и что такое владеть аудиторией. Почему-то у меня получилось, думаю я. И сам себе отвечаю: просто это русская манера говорить мыслями, а не словами. И в слове отдавать себя до конца.