Иван Солоневич - Россия в концлагере
На другой ж день я получил пропуск, предоставляющий мне право свободного передвижения на территории всего медгоровского отделения, т. е. верст пятидесяти по меридиану и верст десяти к западу и в любое время дня и ночи Это было великое приобретение. фактически оно давало мне большую свободу передвижения чем та, какою пользовалось окрестное вольное население. Планы побега стали становиться конкретными.
ВЕЛИКИЙ КОМБИНАТОР
В Динамо было пусто. Только Батюшков со скучающим видом сам с собой играл на бильярде. Мое появление несколько оживило его.
- Вот хорошо, партнер есть. Хотите пирамидку? Я пирамидки не хотел, было не до того. «В пирамидку мы как-нибудь потом, а в от вы мне пока скажите, кто собственно такой этот Медовар?» Батюшков уселся на край бильярда.
- Медовар. По основной профессии - одессит.
Это определение меня не удовлетворило.
- Видите ли, - пояснил Батюшков, - одессит - это человек, который живет с воздуха. Ничего толком не знает, за все берется и представьте себе, кое-что у него выходит. В Москве он был каким-то спекулянтом, потом примазался к Динамо, ездил от него представителем московских команд, знаете, так, чтобы выторговать и суточные и обеды и все такое. Потом как-то пролез в партию. Но жить с ним можно, сам живет и другим дает жить. Жулик, но очень порядочный человек. - довольно неожиданно закончил Батюшков.
- Откуда он меня знает?
- Послушайте, И.Л., вас же каждая спортивная собака знает. Приблизительно в три раза больше, чем вы этого заслуживаете… Почему в три раза? Вы выступали в спорте и двое ваших братьев. Кто там разберет, который из вас Солоневич первый и который третий. Кстати, а где ваш средний брат?
Мой средний брат погиб в армии Врангеля, но об этом говорить не следовало. Я сказал что-то подходящее к данному случаю. Батюшков посмотрел на меня понимающе.
- М-да. Не много старых спортсменов уцелело. Вот я думал, что уцелею. В белых армиях не был, политикой не занимался, а вот сижу. А с Медоваром вы споетесь, с ним дело можно иметь. Кстати, вот он и шествует.
Медовар, впрочем, не шествовал никогда, он летал. И сейчас, влетев в комнату, он сразу накинулся на меня с вопросами:
- Ну, что у вас с Радецким? Чего вас Радецкий вызывал? И откуда он вас знает? И что вы, Федор Николаевич, сидите, как ворона, на этом паршивом бильярде, когда работа есть? Сегодня с меня спрашивают сводки мартовский работы Динамо, так что я им дам, как вы думаете, что я им дам?
- Ничего я не думаю. Я и без думанья знаю. Медовар бросил на бильярд свой портфель.
- Ну, вот вы сами видите, И.Л., он даже не хочет делать вида, что работа есть. Послал в Ленинград сводку о нашей февральской работе и даже копии не оставил. И вы думаете, он помнит, что там в этой сводке было? Так теперь что мы будем писать за март? Нужно же нам рост показать. А какой рост? А из чего мы будем исходить?
- Не кирпичитесь, Яков Самойлович. Ерунда все это.
- Хорошенькая ерунда.
- Ерунда. В феврале был зимний сезон, сейчас весенний. Не могут же у вас в марте лыжные команды расти. На весну нужно совсем другое выдумывать. - Батюшков попытался засунуть окурок в лузу, но одумался и сунул его в медоваровский портфель.
- Знаете что, Ф.Н., вы хороший парень, но за такие одесские штучки я вам морду набью.
- Морды вы не набьете, а в пирамидку я вам дам 30 очков вперед и обставлю, как миленького.
- Ну, это вы рассказывайте вашей бабушке.
- Он меня обставит! Вы такого нахала видали? А вы сами 15 очков не хотите?
Разговор начинал приобретать ведомственный характер. Батюшков начал ставить пирамидку. Медовар засунул свой портфель под бильярд и вооружился кием. Я ввиду всего этого повернулся уходить.
- Позвольте, И.Л., куда же вы это? Я же с вами хотел о Радецком поговорить. Такая масса работы, прямо голова кругом идет. Знаете, что, Батюшков, - с сожалением посмотрел Медовар на уже готовую пирамидку. - Смывайтесь вы пока к чертовой матери, приходите через час, я вам покажу, где раки зимуют.
- Завтра покажете. Я пошел спать.
- Ну, вот видите. Опять пьян, как великомученица. Тьфу. - Медовар полез под бильярд, достал свой портфель. - Идемте в кабинет.
Лицо Медовара выражало искреннее возмущение.
- Вот, видите сами. Работнички. Я на вас, И.Л., буду крепко рассчитывать. Вы человек солидный. Вы себе представьте, приедет инспекция из центра, так какие мы красавцы будем. Закопаемся к чертям. И Батюшкову не поздоровится. Этого еще мало, что он с Радецким в теннис играет и со всей головкой пьянствует. Если инспекция из центра…
- Я вижу, что вы, Я.С., человек на этом деле новый и несколько излишне нервничаете. Я сам из центра инспектировал раз двести. Все это ерунда, халоймес.
Медовар посмотрел на меня боком, как курица. Термин «халоймес» на одесском жаргоне означает халтуру, взятую, так сказать, в кубе.
- А вы в Одессе жили? - спросил он осторожно.
- Был грех. Шесть лет.
- Знаете что. И.Л., давайте говорить прямо, как деловые люди. Только чтобы, понимаете, между нами никаких испанцев.
- Ладно, никаких испанцев.
- Вы же понимаете, что мне вам объяснять? Я на такой ответственной работе первый раз, мне нужно класс показать. Это же для меня вопрос карьеры. Да, так что же у вас с Радецким?
Я сообщил, о своем разговоре с Радецким.
- Вот это замечательно. Что Якименко вас поддержал с этим делом, это хорошо. Но раз Радецкий вас знает, обошлись бы и без Якименки. Хотя вы знаете, Гольман очень не хотел вас принимать. Знаете, что? Давайте работать на пару. У меня, знаете, есть проект, только между нами. Здесь в управлении есть культурно-воспитательный отдел. Это же в общем вроде профсоюзного культпросвета. Теперь каждый культпросвет имеет своего инструктора. Это же неотъемлемая часть культработы, это же свинство, что наш КВО не имеет инструктора. Это недооценка политической и воспитательной роли физкультуры. Что, не правду я говорю?
- Конечно, недооценка. - согласился я.
- Вы же понимаете, им нужен работник. И не какой-нибудь, а крупного масштаба, вроде вас. Но если я вас спрашиваю, вы пойдете в КВО…
- Ходил. Не приняли.
- Не приняли! - обрадовался Медовар. - Ну, вот. Что я вам говорил? А если бы и приняли, так дали бы вам 30 рублей жалованья. Какой вам расчет? Никакого расчета. Знаете, И.Л., мы люди свои. Зачем нам дурака валять? Я же знаю, что вы по сравнению со мной мирового масштаба специалист. Но вы заключенный, а я член партии. Теперь допустите, что я получил бы место инспектора физкультуры при КВО, они бы мне дали 500 рублей. Нет, пожалуй, пятисот сволочи не дадут. Скажут, работаю по совместительству с Динамо. Ну, 300 рублей дадут. Дадут обязательно. Теперь так. Вы писали бы мне всякие там директивы, методические указания, инструкции и все такое; я бы бегал и все это оформлял. А жалование, понимаете, пополам. Вы же понимаете, И.Л., я вовсе не хочу вас грабить, но вам же, как заключенному, за ту же самую работу дали бы копейки. И я тоже не даром буду эти полтораста рублей получать, мне тоже нужно будет бегать.
