Владимир Дайнес - Маршал Конев

Успехом 3-й и 4-й гвардейских танковых армий воспользовались другие армии 1-го Украинского фронта. Войска 13-й армии за пять дней продвинулась на 120 км, а передовые части 5-й гвардейской армии в районе Торгау вышли к Эльбе, где встретились с войсками 1-й американской армии. К этому времени 2-й Белорусский фронт форсировал Вест-Одер и прорвал оборону на его западном берегу, сковав 3-ю танковую армию противника и лишив ее возможности нанести контрудар с севера по войскам 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, окружавшим Берлин. Соединения 2-й польской и 52-й армий, наступавшие на дрезденском направлении, с 20 по 26 апреля отразили сильный контрудар трех пехотных, двух танковых и одной моторизованной дивизий из района Герлица, чем обеспечили действия главной группировки 1-го Украинского фронта.

Войска 3-й гвардейской танковой армии, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, медленно продвигались в северном направлении. К исходу 27 апреля 9-й механизированный корпус в районе Шенеберга преодолел кольцевую железную дорогу, опоясывающую центральные районы Берлина, и тем самым взломал внутренний обвод Берлинского оборонительного рубежа. Части 7-го гвардейского танкового корпуса на южном берегу Шпрее в районе Шарлоттенбурга встретились с 35-й мотострелковой бригадой 1-го механизированного корпуса 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, замкнув внутреннее кольцо окружения Берлина.

Продвижение частей и соединений 3-й гвардейской танковой армии к центру Берлина привело к тому, что они оказались в тылу боевых порядков 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта. Началась неразбериха. Прошло около двух суток, прежде чем Конев около девяти часов вечера 28 апреля направил Жукову следующее обращение:

«Войска армии т. Рыбалко и т. Лучинского[73] сегодня 28 апреля 1945 г. с боями правым флангом к Ангальтскому вокзалу (правая разграничительная линия фронта), уступом и левым флангом ведут бой за Вильмерсдорф, Халензее.

По донесению т. Рыбалко, армии т. Чуйкова[74] и т. Катукова[75] 1-го Белорусского фронта получили задачу наступать на северо-запад по южному берегу Ландвер-канала. Таким образом, они режут боевые порядки войск 1-го Украинского фронта, наступающих на север.

Прошу распоряжения изменить направление наступления армий т. Чуйкова и т. Катукова.

О Вашем решении прошу сообщить»{514}.

Выход войск 1-го Украинского фронта в тыл 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий весьма озаботил Жукова. Он, оставив без внимания обращение Конева, направил Сталину телеграмму, в которой изложил свое решение. Его суть состояла в том, чтобы встречным ударом 2-й гвардейской танковой армии и правого фланга 3-й ударной армии в юго-восточном направлении, всеми силами 5-й ударной, 1-й гвардейской танковой и 8-й гвардейской армий в северо-западном направлении «расколоть окруженную группировку в Берлине на две части, после чего оставшиеся очаги обороны уничтожить по частям»{515}. Эти группы войск разделяло всего 1, 5 км.

Далее Жуков сообщал, что две стрелковые дивизии 28-й армии и одна мотострелковая бригада 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта, имея задачу наступать из района станция Палештрассе (1, 5 км западнее аэропорта Темпельхоф) на север вдоль железной дороги, вышли 28 апреля в тыл боевых порядков 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий. В результате возникли путаница и перемешивание частей, что крайне осложнило управление боем. Дальнейшее продвижение войск 1-го Украинского фронта в этом направлении может привести к еще большему перемешиванию и к затруднению в управлении. Поэтому Жуков просил Сталина установить разграничительную линию между войсками обоих фронтов или разрешить Жукову сменить части 1-го Украинского фронта в Берлине.

Итак, Жуков и Конев обвиняли друг друга в возникшей путанице, хотя виновен был Сталин, который до начала операции зачеркнул разграничительную линию юго-восточнее Берлина. Надо было срочно исправлять ситуацию. В 21 час 20 минут 28 апреля Сталин директивой № 11077 установил с 24 часов окончательную разгранлинию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами: до Мариендорфа прежняя, затем станция Темпельхоф, Виктор-Луизе плац, станция Савиньи, далее по железной дороге на станцию Шарлоттенбург, станция Весткройц, станция Рулебен (все пункты для 1-го Украинского фронта включительно){516}.

К этому времени части 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта достигли Тиргартена. Теперь им предстояло отойти западнее и уступить место войскам 1-го Белорусского фронта. Конев, выполняя директиву Сталина, приказал генерал-полковнику танковых войск Рыбалко после выхода на Ландвер-канал повернуть свои наиболее далеко продвинувшиеся части на запад и в дальнейшем наступать в новой разграничительной линии. Рыбалко, получив приказ, сразу же позвонил Коневу:

— Товарищ командующий! Мне непонятно, почему корпуса, уже нацеленные на центр города, отворачиваются западнее, меняют направление наступления.

— Павел Семенович, это связано с тем, что центр города по установленной разграничительной линии входит в полосу действий 1-го Белорусского фронта.

«Зная Рыбалко, — вспоминал Конев, — должен сказать, что его недовольство объяснялось не тем, что он рвался взять еще несколько улиц и площадей, чтобы прославить свое имя. Он и так прославил себя. Но, находясь на поле боя, в самой гуще его, и видя прямую возможность еще чем-то помочь быстрейшему очищению Берлина, он буквально должен был пересилить себя, чтобы выполнить мой приказ. И я не склонен его осуждать за эти хорошо понятные мне личные переживания»{517}.

П.С. Рыбалко, вспоминая об этом инциденте, говорил: «В Берлине работало два фронта. Я на себе это ощущал очень солидно, когда два фронта, два штаба, два командующих должны были координировать наши действия. Мы должны были идти, но подчинены быть одному командующему. Один военачальник должен отвечать за такую операцию. Какое у нас получилось положение? Я имел разграничительную линию. Мне приказывают сделать все для того, чтобы пойти навстречу Катукову, я выбрасываю корпус, он встречает Чуйкова, дает переправочные средства. Чуйков выходит и дает предписание освободить пути и получается — не то драться, не то спорить. На этот спор ушли сутки»{518}.

После войны Конев отмечал: «Известно, что Жуков не хотел и слышать, чтобы кто-либо, кроме войск 1-го Белорусского фронта, участвовал во взятии Берлина. К сожалению, надо прямо сказать, что даже тогда, когда войска 1-го Украинского фронта — 3-я и 4-я танковые армии и 28-я армия — вели бои в Берлине, — это вызвало ярость и негодование Жукова. Жуков был крайне раздражен, что воины 1-го Украинского фронта 22 апреля появились в Берлине. Он приказал генералу Чуйкову следить, куда продвигаются наши войска. По ВЧ Жуков связался с командармом 3-й танковой армии Рыбалко и ругал его за появление со своими войсками в Берлине, рассматривая это как незаконную форму действий, проявленную со стороны 1-го Украинского фронта»{519}.