Роберт Масси - Николай и Александра

Все без исключения (кроме премьера и министра юстиции А. А. Хвостова) министры были против решения государя, указывая на то, что, если глава государства все свое время будет проводить в Ставке, за восемьсот верст от столицы, это приведет к дезорганизации механизма государственного управления. Они утверждали, что в случае военных поражений и политических неурядиц вина будет возложена на императора. Последний аргумент, к которому они прибегли, заключался в том, что ни в коем случае не следует отправляться на фронт тогда, когда армия терпит поражения. По словам Вырубовой, выслушав «все длинные, скучные речи министров, Николай II сказал примерно так: „Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку через два дня“».

Характерно письмо, адресованное императором великому князю. Красноречивыми словами похвалы в рескрипте, освобождающем генералиссимуса от его поста, государь сумел пощадить гордость великого князя. Царский рескрипт гласил: «Ваше Императорское Высочество! Вслед за открытием военных действий причины общегосударственного характера не дали мне возможности последовать душевному моему влечению и тогда же лично встать во главе армии, почему я возложил верховное командование всеми сухопутными силами на Ваше Императорское Высочество.

Возложенное на меня свыше бремя царского служения Родине повелевает мне ныне, когда враг углубился в пределы империи, принять на себя верховное командование действующими войсками и разделить боевую страду моей армии и вместе с нею отстоять от покушений врага русскую землю.

Пути Промысла Божия неисповедимы, но мой долг и желание мое укрепляют меня в этом решении из соображения пользы государственной.

Признавая, при сложившейся обстановке, необходимость мне Вашей помощи и советов по нашему Южному фронту, назначаю Вас, Ваше Императорское Высочество, наместником моим на Кавказе и главнокомандующим доблестной Кавказской армии, выражая Вашему Императорскому Высочеству за все Ваши боевые труды глубокую благодарность мою и Родины…»

Рескрипт был вручен великому князю самим военным министром Поливановым, приехавшим в Ставку. «Слава Богу, – просто произнес генералиссимус. – Государь освобождает меня от тяжелой обязанности». Приехав в Ставку, царь написал супруге: «Пришел Н[иколаша] с доброй, славной улыбкой и спросил, когда я прикажу ему уехать. На следующий день за завтраком и обедом он много говорил и был в хорошем настроении».

Отставка великого князя была встречена немцами со злорадством. «Великий князь, – писал впоследствии Людендорф, – был поистине великим воином и стратегом». И солдаты, и офицеры русской армии расстались с ним с грустью, однако из-за летних поражений ореол вокруг имени бывшего главнокомандующего поблек. В Сиреневой гостиной Александровского дворца низвержение генералиссимуса было воспринято как большая личная победа.

Уезжая в Ставку, Николай II захватил с собой полное восторга письмо государыни: «Мой родной, любимый. Я не могу найти слов, чтобы выразить все, что я хочу, – мое сердце слишком полно. Я только хотела бы крепко держать тебя в своих объятиях и шептать тебе слова бесконечной любви, призывая бесконечное благословение… Ты бился в этом великом бою за свою страну и престол один, храбро и с решимостью. Никогда раньше не видели в тебе такой твердости… Я знаю, как дорого тебе это обходится… Прости меня, умоляю, мой ангел, что я тебя не оставляла в покое и так много к тебе приставала, но я слишком хорошо знаю твой чудесный мягкий характер – и тебе пришлось на этот раз его преодолеть, чтобы выиграть бой одному против всех. Это будет славная страница в твоем царствовании и в русской истории – летопись этих недель и дней… Бог помазал тебя на царство, когда ты короновался. Он поставил тебя туда, где ты стоишь, и ты исполнил твой долг. Будь уверен, совсем уверен в этом. Он не оставляет Своего Помазанника. Молитвы нашего Друга днем и ночью возносятся к небу, и Бог услышит их… Это начало торжества твоего царствования. Он так и сказал, и я безусловно верю этому… Спи хорошо, мое солнышко, спаситель России! Вспомни прошлую ночь, как нежно мы прижимались друг к другу. Я буду тосковать по твоим ласкам… Целую тебя без конца и благословляю, пусть святые ангелы охраняют твой сон. Я близка к тебе, я с тобой навсегда, и никто нас не разлучит. Твоя жена Солнышко».

Решение царя встать во главе армии было встречено во Франции и Англии со вздохом облегчения. Поражения русских войск вызвали у правительств этих стран опасения, как бы Россия не вышла из войны. Возложив на себя военное руководство, император, по их мнению, как бы вновь присягал в верности союзникам.

В русской армии сложилось мнение, будто государь лишь формально будет главнокомандующим, фактически же военная стратегия станет определяться начальником Генерального штаба. Выбор царя пал на Михаила Алексеевича Алексеева. Выходец из низов, он достиг высокого положения лишь благодаря своим блестящим способностям и огромному трудолюбию. В прошлом профессор Академии Генерального штаба, Алексеев служил на Юго-Западном фронте, сражался против австрийцев и командовал Северным фронтом. Теперь же, назначенный на должность начальника Генштаба, он по существу выполнял обязанности главнокомандующего.

По внешним данным он значительно уступал великому князю. Невысокого роста, с простым скуластым лицом, в отличие от большинства русских генералов бороды не носил. У него был поврежден мускул глаза, и в своих письмах к супруге Николай II называл его «Алексеев, мой косоглазый друг». В Ставке генерал держался особняком, не соприкасаясь с царской свитой. Его слабая сторона заключалась в том, что он не умел перекладывать обязанности на подчиненных и все делал сам, даже проверял позиции частей, разостлав на столе огромные, как простыни, карты. Однако император был им весьма доволен. «Мне так много помогает Алексеев», – телеграфировал он сразу после того, как вступил в должность верховного главнокомандующего. А несколько дней спустя сообщал государыне: «Рассказать не могу, до чего я доволен Алексеевым. Добросовестен, умен, скромен, а какой труженик!»

В сентябре 1915 года, вскоре после смены верховного главнокомандующего, германское наступление замедлилось. Русские войска, сражавшиеся уже на родной земле, бились упорно за каждую реку, холм, болото. К ноябрю, когда почти по всему фронту установилась зима, удалось стабилизировать линию фронта, проходившую в среднем в трехстах верстах южнее той, что была в мае 1915 года. В руках немцев оказалась почти вся русская Польша и южные районы Прибалтийского края. В конце 1915 года линия фронта, по существу, совпадала с западной границей Советского Союза до начала Второй мировой войны.