Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Вообще это следовало сказать много раньше. Но лучше поздно, чем никогда.

Каждый день я получаю некоторое количество текстов – от трех до семи примерно – вместе с письмами, где авторы просят меня прочитать их сочинение и:

– либо дать отзыв и рекомендацию – писать ли им дальше;

– либо опубликовать это в виде книги, желательно за счет издательства (то есть за мой счет).

Сразу скажу, что на письма первой категории я обычно не отвечаю. Рецензирование – отдельная работа, на которую у меня нет времени. Что касается рекомендаций, писать ли дальше, – это дело хозяйское. Хотите пишите, хотите нет.

Что касается желающих издаться, то времени прочитать все их сочинения тоже нет. Поэтому я обычно поступаю следующим образом.

Я начинаю читать текст и читаю его до тех пор, пока мне не надоедает. Если автору удаётся удержать моё внимание и интерес больше 10 страниц – это удача. После чего я прекращаю чтение и останавливаюсь перед выбором – что же предложить автору.

Если автор заставляет меня прочитать до конца, я мысленно ставлю ему памятник и включаю в план издательства.

Очень редко бывает так, что я решаю печатать книгу за счет издательства, прочитав всего несколько страниц. Последний раз это было с «Шуйскими шнягами» Натальи Налимовой весной этого года. Когда-то я взахлеб и с восторгом прочитал первые вещи Ксюши Букши, не отрываясь и до конца, и тут же их опубликовал. Но это бывает, повторяю, крайне редко.

Обычно я останавливаюсь тоже по двум причинам:

– либо это «ни в какие ворота» в смысле художественности или просто совсем не в моем вкусе;

– либо это «вполне нормально» написано, но я что-то подобное читал, и мне лично это неинтересно, но вполне может кого-то заинтересовать. Особенно это касается фэнтези, к которому я абсолютно равнодушен, включая основоположника Толкина, но читателей этого жанра много.

В обоих случаях я предлагаю автору внести финансовый вклад в издание своей книги, ибо я не чувствую в себе решимости рисковать собственными средствами, вкладывая их в издание книги, которая меня не очень интересует.

В этом нет ничего обидного для автора. Бывали случаи, когда автор не принимал этого моего предложения и уходил искать счастья в другие издательства, где его книга становилась бестселлером. Но тоже крайне редко.

В любом случае, автор, принимающий наше предложение вложить в издание собственные средства, встречает у нас полное внимание и поддержку, ибо именно на эти средства изательство в основном существует. Поскольку мне редко нравятся те книги, которые прекрасно продаются. А те, которые нравятся, продаются неважно.

Замечу, что «финансовая поддержка» может быть гибкой, это вопрос договоренности.

БГ у Познера

15 ноября

Смотрел вчера интервью БГ у Познера.

Очередная попытка журналиста «расколоть» Бориса Борисовича. Как всегда, неудачная, но познавательная.

В свое время и я пытался.

Борис Борисович – это такой сказочный сундучок, очень красивый, с множеством кнопочек и застёжек. Всем кажется, что стоит только подобрать нужную комбинацию кнопочек и последовательность застёжек – и сундучок откроется. И уж там мы непременно увидим что-то поистине волшебное.

Самого сундучка нам почему-то мало.

Но не открывается он. Такая конструкция.

Реплика

16 ноября

Прочитал статью Алексея Саломатина о стихах Верочки Полозковой и Али Кудряшевой.

Конечно, можно и так. Я даже спорить не буду.

Если мы будем судить поэзию по принципу новизны высказывания, то, возможно, автор прав. Но в том-то и дело, что при рассмотрении такой поэзии этот принцип не срабатывает и вообще оказывается ложным. В самом деле, что нового по сравнению с Бродским, Пастернаком, Ахматовой преподносят нам поэтессы? Да ничего.

Но нам это и не важно. Вступает в силу другой критерий, возможно, совсем не эстетический, а нравственный. Я говорю об искренности высказывания. Сейчас он выходит на первый план и завоёвывает аудиторию.

Когда я писал книгу о Вите Цое, я не раз задумывался, чем же Цой «брал» аудиторию. Тексты его в отрыве от музыки практически примитивны. Мелодии очень неплохи, но просты. Сила его заключается именно в искренности высказывания, которая выражается не только в текстах и музыке, но во всём облике исполнителя и в его голосе.

Вы видели, как Вера читает стихи? Ей веришь, простите за тавтологию. То же у Али.

Но даже в отрыве от облика и интонации стихи производят такое же впечатление. Им веришь.

Я не говорю, что другим прекрасным поэтам, может быть, гораздо более своеобразным, не веришь. Но искренность высказывания у них меньше. Это ведь не только правда – это открытость и беззащитность.

Они открыты и беззащитны. За это их и любят.

Поскольку аргумент в виде любви публики у нас давно считается дурным тоном, я на этом умолкаю.

Но мне хочется, читая поэта, верить ему и любить его. Пусть даже это и внеэстетические категории.

Итоги

31 декабря

Главное событие года бесконечно печально. Умер Горчев.

Все остальное более или менее нормально.

Надеялся к 1 января закончить небольшой роман (повесть?) листов на 10–12, где читатель снова встретится с героем «Лестницы» Владимиром Пирошниковым, только ему уже не около 30, как было в «Лестнице», а около 70.

Называется этот роман «Плывун». Плывун, или Сорок лет спустя, так сказать.

Надеюсь опубликовать одной книжкой с «Лестницей» как дилогию.

Вступать в творческое соревнованеие с собою тридцатилетним опасно.

2011

Сорок один год назад

1 января

Здравствуй, год семидесятый!Различаю за чертойПрофиль времени усатыйВ тонкой рамке золотой.

То ли память, как овчарка,По следам моим бежит,То ли выпитая чаркаМне несчастье ворожит?

Вижу год, как на ладони,В отрывном календаре.Не участвую в погоне,Не участвую в игре.

Но когда пробьют двенадцать,Точно обухом, часы,Надо, надо улыбатьсяВ золоченые усы!

Плывун

5 января

Поставил вчера точку. Получилось 11 с небольшим авторских листов.

Раньше это называлось повестью. Сейчас чаще – романом.

Теперь надо по мелочам чистить, поправлять.

Закончить нельзя, можно только прекратить.

Испытываю удовлетворение средней тяжести.

С Рождеством Христовым!

7 января

У меня лишь две исторические личности (а я считаю Иисуса историческим лицом) вызывают такое личное отношение, что я думаю о них, как о живых знакомых людях, так же сочувствую и жалею.