Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

— Братья и сестры! Прежде всего, во имя Иисуса Христа — успокойтесь!!!

В помещении водворилась тишина.

— Слово Божие нам говорит: "Возлюбленные! Огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного…" Это не странное приключение, это путь наших отцов, наших дедов, путь первых христиан.

В это время все присутствующие видели, как лицо пресвитера просияло неземным светом.

— И если угодно Господу, чтобы нам и детям нашим прославить Его этой мученической смертью, то Он даст нам дух твердости и мужества. Поэтому, возьмите друг друга за руки, встанем на колени и молитвенно запоем:

Ближе, Господь, к Тебе, ближе к Тебе,

Хотя б крестом пришлось подняться мне;

Нужно одно лишь мне: Ближе, Господь, к Тебе,

Ближе, Господь, к Тебе, ближе к Тебе…

Все помещение наполнилось таким мелодичным и благоговейным пением, что некоторые из присутствующих думали: "Видно, сами ангелы поют здесь с нами…"

Сердце обреченных христиан не дрогнуло ни на мгновение, все забыли и самих себя и ужас, окутавший их извне, а едкие струйки дыма, проникая через щели, наполняли помещение…

Вдруг, сквозь треск горящих дров и хвороста, послышались вначале пулеметные очереди, затем людские крики, какая-то возня, топот человеческих ног и команды, одна за другой. Затем треск сучьев постепенно прекратился, с окон, одна за другой, слетали доски, а после нескольких ударов, дверь моментально растворилась.

— Выходи! — послышалась властная команда.

В дверях, с руками запачканными грязью, стоял командир регулярных войск и был крайне изумлен, увидев в открытую дверь взрослых и детей, стоящих молитвенно на коленях. В ответ, на команду — выходи! — не последовало никакого движения, люди продолжали молиться. Командир снял головной убор и, в благоговении, стоял на пороге, не смея войти внутрь, а за его спиной, горя любопытством, стояли воины регулярной армии.

Старец-пресвитер со всей церковью, теперь в слезных молитвах, благодарил Бога за избавление от ужасной смерти. После молитвы, один за другим, неся и ведя за руки детей, выходили христиане на улицу. Последним вышел пресвитер, учтиво поблагодарив воинов и командира, за их великий подвиг…

Владыкин, когда осмотрел собравшихся, подумал: "А, может быть, здесь и есть кто, из тех героев веры, которые были обречены к огню?"

Ему предложили сесть у кафедры, а Наташу усадили в хор. В ходе богослужения было заметно, как все были озадачены одной мыслью: "Что это за гости?" Поэтому, пресвитер не замедлил предложить Павлу слово. Встав на проповедь, Владыкин под впечатлением упомянутого воспоминания, стал проповедывать на тему огненного испытания. Все собрание было охвачено умилением, и после проповеди, не менее часа, церковь, в горячей молитве, простояла на коленях. В заключение, гостей вдохновенно приветствовали. Здесь же были организованы столы для трапезы любви, где наслаждение продолжалось еще полтора-два часа.

С большим сожалением, неохотно, провожали новые друзья своих гостей, которые, так сразу, стали близкими, любимыми, дорогими.

* * *

В порт Наташа с Павлом возвратились перед вечером, по дороге обменялись своим предчувствием: "А что, если, по возвращении, мы встретим дорогих наших Женю с Лидой?" Предчувствие оказалось ненапрасным. Входя в поселок, прямо на площадке между построек, они, к своему изумлению и радости, горячо обняли своих друзей, как и предполагали. После краткого обмена новостями, было решено: на сопке, среди зелени, совершить Вечерю Господню и дружескую трапезу любви.

При отъезде из Ташкента, в кругу христиан и при участии служителей Церкви, Павлу Петровичу Владыкину было вручено право к священнодействию по тем местам, где ему придется быть.

Обе подруги, Лида с Наташей, после горячих объятий принялись за организацию общения, а Павел с Женей нашли место, соответствующее их настроениям и желаниям. Место нашлось на вершине невысокой сопки, в тени развесистого дуба, на изумрудном ковре пробивающейся зелени. Май на Дальнем Востоке особенно щедр разнообразием цветов и ароматов.

Когда было уже все приготовлено, разложено, друзья встали на колени и усердно благодарили Господа за чудо избавления, какое Он начал являть им, а Женя уже получил его. После молитвы, за праздничным чаем, Женя рассказал, что врачебная комиссия, при участии его друга-врача, определила для него возможность возвращения с Севера в родные места. Рассказал, каким трогательным, но тем не менее желанным, было расставание его с сотрудниками и товарищами в Усть-Омчуге. Что его девятилетнее пребывание на Колыме, сильно подорвало его здоровье, и что, в лице жены Лиды с дочерью, Бог послал ему предвестников избавления. Но обрадовал Владыкина тем, что их комнатка (со всей мебелью и даже всякими продуктовыми запасами) осталась закрепленной за ними. В ней сейчас поселился комендант поселка, наш брат в Господе, и ждет их возвращения. Что после себя они оставили, даже, в двух местах, посаженные овощи.

В свою очередь, Павел рассказал им о всем, что было пережито ими с Наташей, и как Господь наградил их за перенесенные скорби; что в их браке они видят безусловную волю Божию, и видят, что они соединены, в благословение друг другу. Возвращались они уже поздним вечером, счастливыми, довольными; спали спокойным, мирным сном.

Следующие дни были заняты хлопотами: Комаровы оформляли отъезд на поезде, с наименьшими затратами на пересадках, отбирали и получали с корабля багаж. Наконец, был тот день, когда Комаровы погрузились в "телячий" вагон-теплушку, который назначен был в Азию, до самого места их выгрузки; Владыкины сели с ними вместе, чтобы проводить их, и после самим проехать во Владивосток для получения багажа.

В вагоне, уже в последние часы, Павел обратился к своим друзьям:

— Женя и Лида, Бог знает, как я благодарен Ему, а так же и вам за ту, непомерно великую, заботу, какую вы оказали мне. Мы, обоюдно теперь убедились, что наши судьбы сплелись в единый канат. Дай Бог, чтобы он не порвался, и еще хуже, чтобы кто-либо из нас не отпал от дорогой дружбы, в которую соединил нас Сам Бог.

Но наряду с этим, я считаю своим долгом пред Богом и вами, заметить вам кое-что такое, что тревожит меня: Лида! Меня тревожит и внешний твой вид, и манеры поведения, как с твоим мужем, так и с прочими мужчинами. Это, конечно, для женщины, может быть, естественно, так как в Ташкенте ты была одной из полмиллиона, поэтому растворялась в кругу других; в Усть-Омчуге — ты, всего десятая из своего круга, и заметная для всех. Вот, когда я увидел тебя впервые: в маленькой душегреечке и простеньком платьице, я сказал — это христианка-сестра. Через полгода я увидел тебя в модной блузке, с кокетливым оттенком в движениях, и сказал — это дама, с притязаниями на внимание к себе.