Александр Бобров - Олесь Бузина. Расстрелянная правда

Обычная русская баня была значительно проще этих роскошных городских бань. Она представляла собой бревенчатый домик. Эта избушка разделялась на два помещения – предбанник и парилку. В предбаннике раздевались. В парилке – парились, растянувшись на специальной лежанке, которая называется «полок». Температура в русской бане доходит до 70 градусов. Для этого баню нагревают специальной печью-каменкой, работающей на дровах. А дым выводят в трубу.

А еще баня была местом, где жила русская любовь. Помните «Баню» Алексея Толстого? Известное русское слово «изба» – это уменьшительное от истопка, которое происходит от древнерусского истьба (истобка), что означает «дом, баня». Отделившись от жилища и став отдельной постройкой, баня сохранила все признаки древнего, языческого почитания жилища.

Но все это относится к так называемой бане по-белому. С той самой трубой, через которую выходил дым. Банька по-белому возникла только в XVIII веке. А до нее славяне больше тысячи лет парились в бане по-черному.

В бане по-черному отсутствовал предбанник. А печь представляла собой открытый каменный очаг. Он прогревал не только каменку, но и стены бани. Дым выходил просто через дверь или через дыру в потолке. Бревна внутри бани были сильно прокопчены, а стены – черного, воистину адского цвета.

Именно во времена монопольного существования бани по-черному возникли все поверья и запреты, связанные с тем, что мы сегодня называем баней. Когда баню по-черному топили, из всех ее щелей дым валил, как из пекла. Представляете этот ужас?

Чтобы пользоваться баней по-черному, следовало соблюдать строжайшие правила безопасности. Протопив баню, ее в обязательном порядке проветривали, открыв дверь настежь. А еще – вымывали от копоти потолок. Именно там скапливался угарный газ, убивавший ленивых или пьяных банщиков. По этой же причине существовал запрет на «четвертый пар» – четвертый заход в баню, когда там можно было угореть.

Откуда вера в банника? Во время сгорания дров в бане выделяется невидимый бесцветный и безвкусный угарный газ СО. Он может вызвать галлюцинации, человеку кажется, что его душат и т. п.

А феномен «посмертного румянца» трупов вызывает соединение угарного газа с гемоглобином – образуя карбоно-гемоглобин, который блокирует доступ кислорода в кровь человека и придавая его коже такой приятный глазу оттенок. Открыт был угарный газ только в 1776 году французским химиком Жаком де Лассоном, который увидел его характерное синее пламя.

Откуда было знать все это неграмотным древним славянам, ни дня не ходившим в школу? Механизм воздействия загадочного угарного газа был для них не ведом. То, что мы обозначаем химической формулой СО, они называли «банником». Древние славяне верили, что именно банник убивает нарушителей банных традиций.

И все же, почему в баню нельзя было вносить иконы и, тем более, париться в дни церковных праздников? Есть причина. Славяне, конечно, не древние римляне. Скромные размеры деревенской русской баньки не позволяли развернуться, как в римских термах Каракаллы. Но широка загадочная славянская душа! Ничто человеческое ей не чуждо. Да и где еще было заниматься сексом зимой в нашем отнюдь не тропическом климате, как не в натопленной жарко баньке?

С баней был связан весь цикл человеческой жизни от рождения до смерти. Крестьянки рожали в банях, так как это было самое продезинфицированное место в деревне. Сажа, осевшая на стенах бани по-черному, играла роль антисептика. Перед свадьбой молодые тоже ходили в баню. Это составляло часть свадебного обряда. А после смерти покойника тоже обмывали в бане. Более того, раз в год на Чистый четверг, выпадающий за три дня до Пасхи, баню специально топили на ночь, но не парились в ней. Это была баня для духов предков. Так славянин поддерживал связь с предшествующими поколениями.

В дохристианские времена, кроме всем известных языческих богов, вроде Перуна или Велеса, славяне верили еще и в мелких бесов – леших, домовых, русалок. В хлеву жил хлевник, в сарае – овинник. А в бане – банник. После крещения все идолы были разрушены. Единственным уцелевшим языческим храмом остался тот, который можно было использовать по двойному назначению – баня. И помылся, и бесам плоти послужил. Двоеверие и двойные стандарты до сих пор присущи практически всем христианам. Не только славянам.

Прокопченная баня по-черному, из которой каждую неделю валил дым, идеально подходила для домашнего языческого храма – места обитания всяческих бесов. Поэтому в баню нельзя было заносить иконы, а все предметы, находившиеся тут, запрещалось заносить в дом. Мол, не путайте грешное с праведным, а веник с крестом.

После крещения Руси нашим пращурам стало немного неудобно держать в одном углу иконы, а домашних чертей – в другом. А вот отдать нечистым нежилую баню – это всегда можно! Вроде бы как вывели всех их из дома, а в то же время держим под рукой, чтобы далеко не убегали.

Богу – Богово, а черту – чертово. Если не грешить, то как каяться? Именно поэтому всех осточертевших нам субъектов мы посылаем ко всем чертям – то есть в баню, намекая на то, что им пора очиститься от телесной и духовной скверны.

Анекдоты и афоризмы от Бузины

Шевченко и Драч

Больше всего на царской службе Тараса Григорьевича донимало то, что нельзя ходить в кожухе и шапке. Конечно, мучила еще и казахская жара. Но не так. Потому что он знал, что через сто лет это место, где он сейчас мучается, назовут фортом Шевченко.

Впрочем, он все знал. Он был пророк. Пророк национальной идеи. От этого было немного скучновато. Противно ведь все знать о будущем. Например, то, что на обед будет горох, а фельдфебель Вишняк («жалкий прислужник царского режима») станет журить за нечищенные сапоги: «Эх, Шевченко, Шевченко, тебе б только стишки кропать…» Еще противней было знать, что в 2000 году в украинской армии на обед тоже будет горох, а сапог не будет совсем.

Из задумчивости Тараса Григорьевича вывел окрик ротного писаря Скрыдлова: «Шевченко! Ты что, забыл, что сегодня царские именины? А ну, живо писать лозунг «Слава самодержавию!»

Втайне Кобзарю очень хотелось написать «Слава Украине!» (точно такой же, как сейчас висит на львовском вокзале), но пришлось смириться – потому что тогда его отправили бы на гауптвахту, а так освободили от строевой.

За писанием приходили в голову разные умные мысли. «А ведь Гомер тоже из украинцев, – подумал Тарас Григорьевич. – Слепой, как наши кобзари, и с этой бандурой древнегреческой – лирой. Таскался в Афины на заработки – петь на улицах. И имя его наше, исконное. Гомер… Гомер… Точно! Хома! Вот выберусь из этой дыры – сделаю доклад для Лондонского королевского общества!»