Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Судьба улыбнулась Андюшке, а чувствовал он себя временами хуже, чем на зловонных лестницах Галаты. Он хотел всё забыть, но прошлое крепко держало его за горло, и забвения не было и пока быть не могло: ведь для того, чтобы переварить впечатления пережитого, необходимо было их правильно истолковать, а сделать это ему оставалось не под силу — пока что он ни разу не вспомнил даже твердого «нет!», сказанного коммунистом под петлей, опущенной с перекладины, и в наказание за это продолжал мучиться.

Инстинкт самосохранения звал его отвлечься, и он влюбился в свою одноклассницу — веснушчатую, рыжую и зеленоглазую баронессу Ловизу. Она очень быстро назначила ему свидание, сказав, что придет к нему во двор ночью и что очень любит жареный миндаль.

Девушки, учившиеся в колледже, жили на втором этаже, юноши — на первом, а Андрей и Гришка Невзоров спали во дворе. В полночь, раздевшись донага и сложив верхнее и нижнее платье под одеялом в форме человеческой фигуры, Ловиза вылезала из окна и спускалась вниз. Она ловко карабкалась по стене, держась за крючковатые лозы старого винограда, а в зубах у нее болтался шелковый платочек. Оказалось, что Гришка тоже ждал ее на правах влюбленного и тоже запасся фунтиком жареного в сахаре миндаля. Соперники, забыв друг о друге, сгорали от страсти и нетерпения. Спустившись, Ловиза щебетала: «Хэлло, мальчики!» — и, прикрыв себя платочком, как фиговым листком, приказывала: «Ну, держите же за кончики!» Соперники, как два ощерившихся волка, теперь глазами рвали друг друга на части, но послушно держали платочек, а Ловиза тем временем быстро щелкала миндаль. Опустошив фунтики, она говорила: «Чао, мальчики!» — брала платочек в зубы и карабкалась обратно вверх, юная, гибкая и при луне голубая, как ангел. А потом всплывало из голубой воды белое лицо молодой матери за бортом шлюпки…

Осенью Андрей узнал, что в Константинополь прибыла советская миссия во главе с товарищем Кудишем. Он бросился искать заветную дверь домой, в Россию.

Товарищ Кудиш по-отечески успокоил Андрея:

— Да вы не волнуйтесь, молодой человек, я вам верю, полностью верю! И сделаю все, чтобы вы поскорее добрались домой. В каком чине и в какой части вы состояли в белой армии?

Спеша, заикаясь и волнуясь еще больше, Андрей вкратце изложил свою историю.

— Гм… Плохо… — протянул товариш Кудиш, закуривая сигарету.

— Плохо, что я не белый?

— Вот именно. По соглашению с союзниками наша миссия допущена сюда только для облегчения массового возвращения на родину бывших белых. Консульскими правами я не обладаю и содействовать отъезду на родину тех, кто в прошлом не воевал с нами, я не могу.

Настало тягостное молчание. Видя разочарование и отчаяние на лице Андрея, товарищ Кудиш пришел ему на помощь:

— Я внесу вас в списки врангелевских офицеров и отправлю в Новороссийск с первым транспортом. На месте вы докажете мою ошибку, допущенную по взаимной с вами договоренности, и отправитесь к семье.

Андрей покраснел. Предложение казалось ему оскорбительным.

— Я выполнил особое поручение на шхуне… А вы мне… — от волнения голос его задрожал и прервался.

Кудиш спокойно докурил сигарету и стал рыться в папке, которую нашел в шкафу за своей спиной.

— Как фамилия рыжего матроса с «Риона», который бросил корзину в док? Имя, отчество? Возраст? Кого еще из бежавших с вами товарищей вы помните?

Андрей ответил на все вопросы.

— Да, да… Правильно… Правильно…

Кудиш задумался.

— Дьяченко с «Риона» работает у нас. Он живет среди белых и агитирует за возвращение на родину. Роль таких агитаторов велика — они ускоряют рассасывание этой сплоченной массы.

Кудиш сделал паузу.

— Вы могли бы достать с моей помощью документы бывшего офицера и войти в среду наиболее оголтелых наших врагов — галлиполийцев.

— А Дьяченко тоже получил офицерские документы?

— Нет, он живет и работает как бывший матрос с «Риона».

— Вот и я хотел бы жить и работать, как он.

— Не пойдет. Вы — интеллигент. Казаки и солдаты вам не поверят. Вас быстро разоблачат. Провалите дело…

Он зажег вторую сигарету и снова задумался.

— Куда хотят отправить окончивших колледж?

— В Чехословакию.

— Прекрасно. Там вы найдете наше полпредство и расскажете консулу Клявину свою историю. Если он запросит, я подтвержу ваш рассказ. Поезжайте в Прагу, и желаю вам успеха!

Отправка в Прагу откладывалась с недели на неделю, иногда среди ожидающих ходили слухи, что отъезд сорвется из-за недостатка денег. Андрей решил заблаговременно запастись документами, которые ни в чем бы не связывали его с белыми.

На Галате, недалеко от моста через Золотой Рог, находилось Межсоюзническое бюро, помогавшее европейцам поскорее покинуть Константинополь ввиду приближения армии кемалистов. Явившись туда, Андрей увидел невеселую картину. Большая зацементированная площадка, обнесенная высокой оградой из железной сетки, была битком набита перепуганными армянами и греками. Судя по одежде, их следовало считать представителями местной буржуазии. Толпа волновалась и яростно ревела, все разом дикими голосами кричали свои имена и фамилии трем французским чиновникам, сидевшим за столиками и составлявшим списки. Их раздавили бы, как комаров, если бы не дюжие кавасы, вооруженные палками. Удары сыпались градом на модные шляпы и проборы пожилых коммерсантов, но на востоке того времени к ударам люди привыкли, от кавасов никто ничего хорошего и не ждал, а потому, оправив головной убор и волосы, красивые седеющие господа принимались кричать и толкаться дальше. Тощему и вежливому Андрею положение показалось безнадежным, тем более что в толпе он оказался прижатым к великолепно отутюженной спине огромного мужчины, который оглушительно трубил:

— Акоп Акопянц! Акоп Акопянц!

Кавас, без сомнения турок, делал вид, что не замечает господина Акопа Акопянца, а закрытого его спиной Андрея он просто не мог заметить. Но вдруг мужчина в великолепном костюме снял шляпу, отдохнул минут пять и затем выкрикнул свою фамилию так оглушительно, что кавас обернулся и ударил его палкой по белоснежной пряди волос, которая красиво вилась ото лба к затылку по черно-синим напомаженным волосам. Мужчина качнулся на плечи соседей слева, а Андрей, не растерявшись, просунулся вперед и изо всех сил выкрикнул свою фамилию и имя. Его молодой голос и непривычная фамилия обратили внимание ближайшего чиновника. Он повернул голову, но показал пальцем на свои уши и покачал головой, давая этим понять, что из-за общего гама ничего не слышит.