Стефан Цвейг - Бальзак

Следовательно, вовсе не злая воля, не холодность и не отвращение, как это столь часто и столь неверно утверждают, повинны в том, что г-жа Ганская заставила Бальзака так долго ждать. Напротив, она проявила большую смелость, разрешив своему возлюбленному приехать в Санкт-Петербург. Ведь приезд этот свидетельствует перед целым светом, что она намерена вступить с ним в брак. Но и для Бальзака его путешествие равносильно жертве. В эпоху дилижансов Россия отстоит от Парижа дальше, чем в наши дни Япония. Для Бальзака время – деньги, как, пожалуй, ни для кого другого. И к тому же, как обычно, он не может даже раздобыть сумму, необходимую для поездки. Поэтому он вынужден отодвигать и передвигать сроки. Но он знает – что бы там ни было, он обязан переговорить с г-жой Ганской лично: в письмах он не в силах ее переубедить. Он должен приехать сам и уговорить ее, заставить ее – вот как тогда в Женеве. Бальзак продает все свои непроданные рукописи и еще несколько недописанных вещей. С поразительной легкостью он стремительно заканчивает пьесу «Памела Жиро», в надежде по возвращении в Париж получить гонорар, причитающийся ему за постановку.

Летом 1843 года Бальзак садится на пароход в Дюнкерке. 29 июля после тяжелого путешествия морем он прибывает в Петербург.

Странной, должно быть, была эта встреча в элегантной гостиной кутайсовского дворца на Большой Миллионной, где жила г-жа Ганская. Прошло почти десять лет после первого их свидания. Восемь лет они не виделись совсем. Бальзак не изменился за эти годы. Правда, он пополнел и в его волосах появились седые пряди. Но он все так же полон энергии. Люди, наделенные даром фантазии, обладают вечной юностью. Зато в жизни женщины восемь лет – это очень большой срок. Ведь даже на портрете, писанном с г-жи Ганской миниатюристом Даффингером в Вене, на портрете, который, разумеется, ей льстит, она, мать семерых детей, производила впечатление уже немолодой и почтенной дамы. Но для Бальзака, если только можно верить его письмам, она, нисколько не изменилась. Ему кажется, что она стала даже моложе и прекраснее, чем была, и любовь его становится все нетерпеливее, все страстнее после столь долгой разлуки. Быть может, г-жа Ганская надеялась, что, когда Бальзак увидит уже не фантастическую женщину, мерещившуюся ему в мечтах, а реальную и немолодую, он откажется от своего намерения. Ничуть не бывало. Бальзак рвется к браку. Он готов немедленно осуществить все свои планы. Даже необходимые свидетельства он захватил с собой, чтобы французский консул в гражданском порядке зарегистрировал их союз.

Однако г-жа Ганская уговаривает его подождать. Как видно, она не отказала ему наотрез. Должно быть, она сказала, что не может вступить в брак, пока дочь ее еще не замужем. Значит, она все же назначила какой-то срок. Еще год, еще два. Дольше это продолжаться не может. Как Иаков ради Рахили, так и Бальзак идет в услужение ради г-жи Ганской. Первые семь лет он ждал кончины ее мужа. Теперь наступил второй срок ожидания – он ждет, пока дочь ее найдет себе мужа.

Мы мало знаем о днях, проведенных Бальзаком в Петербурге. На лето русская аристократия перебирается в свои усадьбы, столица пустеет. Бальзак, должно быть, мало что видел. Ни единым словом не обмолвился он об Эрмитаже, о собрании его картин. Для Бальзака-одержимого существует только одна цель: он должен во что бы то ни стало, окончательно и навсегда завоевать свою возлюбленную. Заручившись обещанием, он уезжает, на этот раз сухопутным путем, через Берлин, домой.

В ноябре Бальзак снова в Париже, и возвращение его к родным пенатам, как всегда, напоминает прыжок в стремнину. Четыре месяца времени потеряно, и это само по себе катастрофа для человека, жизнь которого – вечный бег взапуски со временем. Все силы ада снова вырвались на свободу. Мать, которая во время отсутствия Бальзака вела его хозяйство, «продолжает терзать меня, как истинный Шейлок». Снова он поставил на карту все. Неисправимый фантазер полагал, что пьеса «Памела Жиро» будет в его отсутствие работать на него. Каждый день она станет приносить ему столько, сколько там, в России, он истратит за целую неделю. Возвратившись в Париж, он, конечно же, сможет отдохнуть.

Однако еще в дороге он узнает о провале пьесы. Правда, она не так банальна, как «Вотрен», она живее и правдоподобнее «Изворотливого Кинолы». Но парижские журналисты не простили драматургу его атак на продажную парижскую прессу, и теперь они так яростно набросились на спектакль в театре Гэтэ, что пьесу приходится снять.

Все ополчилось против него. Акции Северной железной дороги, купленные для спекулятивной цели неизвестно на какие деньги, упали. Ликвидация имения в Жарди приносит одни неприятности. Его кандидатура на пост академика провалилась. Бальзак снова на краю полного банкротства. Он снова вынужден за краткую передышку расплачиваться ночами работы.

Но именно его несчастье становится нашим счастьем. Раз с театром не удалось, раз этот спешащий изо всех сил фабрикант «драморам» испытывает на подмостках поражение за поражением, значит он вынужден вернуться опять к роману. Он вынужден снова приняться за главный свой труд, за «Человеческую комедию». Тома «Комедии» теперь быстро выходят в свет, один за другим. Прежде всего это переработанные «Сцены частной жизни» и «Сцены парижской жизни». Затем Бальзак договаривается с журналами и газетами и заключает договор на издание «Крестьян» – романа, которому суждено стать одним из главных произведений Бальзака. Уже много лет работал он над этой книгой. Но у него нет возможности долго вынашивать свои произведения, иначе они всегда оказываются под угрозой. Бальзак уже высчитал, сколько именно принесет ему этот роман – четырнадцать тысяч франков за публикацию в «Ла Пресс». Самый высокий гонорар, который до тех пор получал Бальзак, – шестьдесят сантимов за строчку. К тому же ему должны заплатить еще двенадцать тысяч за издание «Крестьян» отдельной книгой. Итого двадцать шесть тысяч франков. «Ла Пресс» уже известила о публикации романа. Бальзак уже написал около восьмидесяти тысяч строк. И вдруг все застопорилось. Пружину перекрутили. Даже невероятная работоспособность Бальзака имеет свои границы. И даже его жизнестойкость не способна выдержать долее столь хищнического разбазаривания собственных сил.

Здоровье Бальзака подтачивалось медленно. Гигантское дерево еще стоит, еще дает в изобилии плоды, еще меняет листву с каждой весной. Но в сердцевине его, в самом сердце уже завелся червь. Все чаще жалуется Бальзак на расшатанное свое здоровье. Вот что он пишет в апреле 1844 года:

«Я надолго погрузился в непреоборимую, благотворную дрему. Мой организм не в силах трудиться. Он отдыхает. Он не реагирует больше на кофе. Целые реки кофе влил я в себя, чтобы закончить „Модесту Миньон“. А мне казалось, будто я хлебаю воду. Просыпаюсь я в три часа и тут же засыпаю снова. Завтракаю в восемь, чувствую потребность снова поспать и сплю».