Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Путешественники застали Митрича на заимке. Издалека виден был голубой дым, вертким стволиком устремившийся в небеса. Митрич сидел на гладко отесанном бревнышке около жарника. Жарник – постоянное место костра, обложенное камнями по кругу, с высоким таганом из березовых кольев, с рогульками наверху. Посередине висел медный чайник, закопченный до черноты. От жарника вели протоптанные дорожки к избушке, амбару, загону. Самая широкая тропа подводила к мостику, вилась змейкой по берегу и уходила вглубь тайги. Лесное жилище Митрича ничем не отличалось от других зимовий, что встречались в тайге, только это было постарше, лиственные бревна уже потемнели от времени, как и еловые драницы на крыше.
Кроме поляны, плотно огороженной лиственницами, привлекала внимание избушка, в которой жил сам хозяин. Она стояла на обрывистом берегу, к ней сиротливо притулился небольшой амбар, в котором хранились охотничьи и рыболовные снасти. Рядом с амбаром – крытый загон для лошади. А на самом краю поляны, на крутом угоре, съежилась крошечная банька.
Избушка, в которой жил Митрич, была пять шагов в длину и четыре в ширину. Вход – с востока, с утренней солнечной стороны. Внутри находился очаг, выложенный из речных булыжников и обмазанный глиной. Два подслеповатых окошка, у левой и правой стенки. Потолок и пол составлен из толстых вытесанных плах, накапливающих тепло, и сохранявших его даже в лютую стужу. У окошка стоял столик.
Здесь, в этой лесной глуши, которая показалась восхищенным путникам сказочным царством, чувствовалось умиротворение и спокойствие. И верилось, что во всем, оставшемся снаружи огромном мире такая же благодать, и нигде нет ни войн, ни предательств, ни горя.
– Здравствуйте, добрые люди! – радостно встретил незваных гостей Митрич. – А я вот жду-пожду, и никак не пойму, почему Мишаня повел вас другой дорогой.
– Митрич, я начало тропы не нашел… – потупился Михаил и покраснел, как нашкодивший ребенок. Ему было стыдно.
– Поглазастее надо быть, ведь у берега затеси сделаны.
Михаил промолчал, только развел руками.
– Ну, да что теперь говорить, – продолжил Митрич, – у меня все готово, и банька, и чаек. Поспешать надо, гроза идет.
И хотя все поспешали, однако, стемнело, как всегда, неожиданно. Из баньки выходили в полной темноте. Не успел последний гость закрыть за собой дверь в зимовье, как туча, прежде далекая и неподвижная, неожиданно, как хищная птица, метнулась и распростерлась прямо над заимкой. Небесным кнутом раскатисто щелкнула огненная нить молнии, и лес вокруг поляны наполнился зловещим лилово-красным светом, завибрировавшим от беспощадного, оглушительного удара грома. Ярко на мгновение осветилась убогая обстановка деревенской избы. Тревожно и угрожающе по крыше избушки забарабанили тяжеловесные капли дождя. Через мгновенье небеса разверзлись неукротимыми потоками.
Расторопный Митрич уже приготовил ужин.
– Господи, да что же это такое? – удивлялся Алексей. – Вчера шел снег, а сегодня гроза с проливным дождем, будто начало лета…
– Да, событие редкое, – согласился Митрич. – Такое было, почитай, лет сто назад… Видать, разозлили люди Господа… Может статься, снег через две недели пойдет и морозец ударит – вот Илим и встанет… К чему тогда ваши лодки?
Михаил и солдаты на ночь устроились в баньке. В тепле усталость сказалась сразу, и тесную баньку вскоре огласил богатырский храп. Алексею приготовили постель в избушке. Нары застелили шкурой изюбря, под голову положили подушку, набитую свежим сеном. Однако моряку не спалось. Он вышел в сени, потом шагнул в темноту тайги. Ему почудился девичий смех и людские голоса.
– Митрич, что это? Неужели рядом деревенька стоит?
– Да нет… Это у ручья филин и сова дурачатся.
– Как это дурачатся? Я слышу голоса, как от людского сборища. А вот мужик стонет, будто с жизнью прощается.
– Такие чудеса здесь происходят часто.
Не успел Митрич договорить, как издалека раздался звериный рык, это изюбри запугивали друг друга, готовясь к смертельной схватке за жизнь.
Пронзительный вопль прорезал полнозвучную тишину ночи – это сова показала свой резкий голос.
– Алексей Ильич, спать пора, завтра трудный день нас ожидает, – недовольно пробурчал ординарец Николай.
Алексей повертелся на непривычной лежанке и уснул. Когда он проснулся, в тайге уже вовсю хозяйничало солнце. Оно просачивалось в слюдяное окошко избы, просовывало свои настойчивые, бодрящие лучи в полуоткрытую дверь домика. Теплые блики кружили на потолке и стенах зимовья, обещая теплый день.
Но в сенях Алексей почувствовал холодок, это с речки тянуло утренней прохладой. Путешественники были в сборе и, помолясь, приступили к еде.
– Как будто грозы и ливня вовсе не бывало, – сказал Алексей, посмотрев на Митрича.
– Убежала непогодка-то, далеко-далеко, – махнул рукой мудрый старик.
– А вам не страшно одному, Митрич? – спросил Алексей.
– Нет, не страшно. Я ведь не один, конь у меня есть, две собаки в случае беды помогут.
– А медведь? Для него нет преград, так ведь?
– Медведь на человека не пойдет. Волки могут, но когда они про это только подумают, я уже все их планы наперед знаю.
– Как это знаете?
Митрич помолчал, хитро прищурился и сказал такое, отчего Алексей только руками развел.
– Так я и про вас, Алексей Ильич, все знаю. Где родились – знаю, что в морской Академии учились, мне известно. Чин лейтенантский вами за знания получен. Так что много еще успеете для державы сделать, благослови вас Бог…
Алексей посмотрел на Митрича с уважительной улыбкой.
– Ну, такое обо мне узнать нетрудно, мой денщик Николай все расскажет, только попроси… Он же с детских лет со мной…
– Правильно говоришь, Алексей Ильич, но денщика я не расспрашивал, видит Бог.
– Тогда как узнал обо мне?
– Увидел тебя и узнал.
– Такого не бывает.
– Многое бывает на свете, Алексей Ильич. Знаю, что идете вы по указу нашего Самодержца, проведать желаете, не соединяется ли наша земля с другой какой землей, что лежит за морями далекими.
– Да, Америкой зовется та земля, Митрич.
– Море нас разделяет, нет пешей дороги.
– Вот для того и идем.
– Трудна ваша дорога. Придется вам вернуться, не увидите вы в первый раз Америку. А вот со второго раза ты увидишь ту землю, так и знай.
– Ну, наговорил ты, Митрич, с три короба.
– А ты, коль не нравится, не слушай.
– Ну почему же не слушать? Может, вещими твои слова окажутся, хотя это больше на сказки похоже.
– Запомни мои сказки. Подойдешь ты к берегу неизвестному, увидишь горы высокие, а на вершинах тех гор все снегом занесено, хотя лето на улице. Кругом такие же леса, как у нас здесь. Тогда поймешь, какие я тебе сказки рассказывал. Береги себя, Алексей Ильич. Дорог исходишь множество, верст немало, и повсюду ждут тебя не только благодати, но и беды, и опасности.
Они помолчали.
– Ну, прощай, Митрич.
– Прощай, Алексей Ильич. Во
