Джордж Кеннан - Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана

На утреннем совещании следующего дня у госсекретаря я рассказал об этом, подчеркнув, что вопросу нужно уделить самое пристальное внимание. Следует иметь в виду, добавил я затем: то, что мы делаем в Корее из политических соображений, имеет нездоровую подоплеку, и чем более мы увязнем на полуострове, тем уязвимее станет наше положение с военной точки зрения. Если мы продвинемся за горловину полуострова, то окажемся в районе, где против нас могут быть использованы массовые армии и где мы окажемся в невыгодном положении. Все это свидетельствовало, по моему мнению, о необходимости срочного прекращения военных действий на параллели, не говоря уже о возможности избежания столкновения с русскими, которые могут быть на это спровоцированы.

Следующая запись датирована 31 июля:

«Я был несколько шокирован, получив из бюро по делам Организации Объединенных Наций проект выступления сенатора Аустина в случае, если в Совете Безопасности ООН поставят вопрос о необходимости разрешения корейского конфликта, исходя из его сути. В этом выступлении должна быть отражена позиция Соединенных Штатов и сделано предложение о том, чтобы войска Северной Кореи отвели за 38-ю параллель и, более того, сдали бы свое вооружение командованию войск ООН, которое обретет право отдавать распоряжения на всей территории Кореи. После этого здесь будут проведены всеобщие выборы под наблюдением представителей ООН.

Переговорив кое с кем по поводу этого проекта, я позвонил Мэтьюсу и сообщил, что не считаю возможным обсудить проект на завтрашнем заседании комитета по безопасности и что весьма расстроен самим проектом, который может завести нас в область абсолютно неясной политики, и порекомендовал провести дискуссию на высшем уровне по затрагивавшимся в нем вопросам, прежде чем прийти к какому-то выводу.

Моя аргументация в беседах с различными людьми по данной проблеме была следующей. Русские могут расценить такое заявление как наше стремление распространить военную и политическую власть генерала Макартура на всю территорию Кореи, вплоть до ее северной границы, проходящей у самых ворот Владивостока. А на это они никогда не пойдут».

Что повлияло на принятие последовавшего решения о переходе параллели, заручившись поддержкой Ассамблеи ООН, я не знаю. Начало этому явно положило выступление 19 августа нашего представителя в Совете Безопасности ООН сенатора Уоррена Аустина, заявившего о невозможности нашего ухода из Кореи, оставив ее «наполовину свободной и наполовину в рабстве». Джон Фостер Даллес, о чем будет сказано ниже, также выступил в поддержку идеи о продвижении за параллель. Это свидетельствовало, насколько я понимал, о взглядах правого крыла республиканцев на Капитолийском холме. Вместе с тем я подозревал, что тут не обошлось и без влияния, оказанного нашими энтузиастами в ООН, которые, невзирая на противную аргументацию, ультимативно настаивали на широком применении силы при решении вопросов, связанных с другими нациями.

Наше продвижение за параллель получило обоснование, когда пришла резолюция ООН. Я же никогда не одобрял вмешательства ООН в корейские дела и не понимал его рациональной стороны. Ведь, в конце концов, именно в этом регионе мы приняли капитуляцию Японии и установили свое право на ее оккупацию. С Японией, правда, еще не был заключен мирный договор, который определил бы ее статус. Мы добились установления военной оккупации в Южной Корее, а факт вывода наших войск оттуда еще не означал ликвидации нашего права на это. Поэтому мы вполне законно опять ввели туда свои войска для обеспечения порядка. Никакого международного мандата для этой акции нам не требовалось. И хартия ООН нам была не нужна. Статья 107, в определенной степени двусмысленная и неопределенная, гласила, что проблемы, связанные с возникновением войн, не должны становиться субъектами, подлежащими рассмотрению в ООН. В Корее же, по сути дела, произошел гражданский конфликт, даже не международного характера, поэтому и термин «агрессия» в обычном международном понимании здесь был не у места, как, впрочем, впоследствии и в случае с Вьетнамом. Подключение ООН к разрешению корейского конфликта, спешно осуществленное моими коллегами по Госдепартаменту еще до моего возвращения в то памятное воскресенье с фермы, не было нисколько необходимым. Принятие же в последующем резолюции ООН, преследующей цель оправдания ведения нами военных операций за пределами параллели, представлялось мне абсолютно бесполезным занятием, простым подтверждением и без того присущего нам права, основанного на доверии международного сообщества.

Что еще занимало меня в те летние месяцы, кроме событий в Корее, это вопрос о возможности принятия коммунистического Китая в члены ООН. История его такова. 10 июля мы получили информацию о том, что индийское правительство обратилось к Советскому Союзу и китайским коммунистам с предложением разрешить корейский конфликт на основе: а) принятия коммунистического Китая в ООН и б) восстановления статус-кво в Корее в результате подключения Совета Безопасности ООН в расширенном составе (при возвращении советского представителя, демонстративно не участвовавшего в его заседаниях в последние недели).

Китайские коммунисты готовились принять индийское предложение, тогда как Советский Союз отвергал второй пункт. Наша же первоначальная реакция заключалась в отклонении обоих пунктов. Второй пункт не устраивал нас, поскольку в этом случае Южная Корея оставалась бы беззащитной перед угрозой новой агрессии с севера. Первый же пункт означал бы «поощрение» агрессора и был поэтому неприемлемым.

Вопрос этот поднимался на утреннем совещании у госсекретаря на следующий же день.

«Я осмелился сказать, – записано в моем дневнике, – что, хотя я и не стал в общем-то возражать против предлагаемого ответа нашего правительства, меня обеспокоили слишком огульный и весьма нарочитый подход, а также высокомерное отношение к индийским идеям. Я подчеркнул, что если сказанное индийцами верно, то это свидетельствует о серьезных противоречиях между советским и китайским правительствами. Наши действия в Корее носят негативней оттенок, как и в плане нашего ответа на провокацию… В них не заложен какой-либо стратегический интерес с нашей стороны, и только от нас зависит, насколько быстро мы сможем выйти из сложившейся ситуации на условиях, не затрагивающих наш престиж и целей наших там действий. Исходя из этого, нам не следует принимать в штыки любое предложение, кем-либо сделанное для разрешения корейского кризиса, в особенности если оно ведет к расколу между китайскими коммунистами и Россией, что для нас является, пожалуй, более важным делом. Можно представить себе, в какое щекотливое положение попадет советское правительство, если мы совершенно неожиданно для него поддержим предложение о принятии коммунистического Китая в ООН и в члены Совета Безопасности при условии окончания корейского кризиса, исходя из индийских предложений. В этом случае советское правительство окажется стоящим перед дилеммой либо возвратиться в Совет безопасности и публично подтвердить свои разногласия с китайскими коммунистами по корейской проблеме, либо остаться вне Совета безопасности, зная, что в нем окажутся китайцы. Ситуация для России сложится явно не в ее пользу и поставит ее в весьма затруднительное положение.