Давид Драгунский - Годы в броне

Тут же, на вокзале, стихийно возник короткий митинг - ведь через столицу Украины следовали воины 1-го Украинского фронта, освободившего когда-то Киев. На знаменах, которые мы везли с собой, были наименования Киевских, Львовских, Васильковских, Фастовских частей и соединений... И нет ничего удивительного в том что киевляне хотели высказать горячие слова любви тем, кто принес им освобождение от фашистской оккупации.

После митинга мы вышли с вокзала. Город еще лежал в развалинах. Сотни людей трудились на развороченных войной улицах и площадях. Повсюду вздымались могучие руки строительных кранов, росли фундаменты будущих зданий. И было ясно: пройдет немного времени - и Киев восстанет из руин.

Быстро пролетели минуты стоянки. Поезд уже мчался по Левобережью Украины. И всюду, на всем нашем пути следования, зияли незажившие раны войны. За окном вагона мелькали разрушенные станции, изуродованные водокачки, сожженные деревни и поселки. Нередко только печные трубы напоминали, что здесь были населенные пункты.

И все же жизнь возрождалась. На колхозных полях работали женщины и ребятишки, обгоревшие коробки зданий оплетались строительными лесами. Люди делали все возможное, чтобы быстрее ликвидировать страшные следы войны.

В тесном купе рядом со мной сидели командир танка Василий Усков, механик-водитель танка Клим Мокров, шофер Георгий Гасишвили, разведчик Заблудаев, наводчик орудия Банников. Под стук колес мои однополчане вспоминали былые походы, бои и своих фронтовых друзей. Мы вспоминали тех, кого не было в эти минуты с нами, кто не дожил до победы, но навсегда остался в памяти сердца, тех, от чьего имени нам предстояло участвовать в Параде Победы и зорко оберегать мир, завоеванный столь дорогой ценой.

Так и сказал в нашем тесном кругу старший лейтенант Василий Усков. Я был приятно удивлен, что он наконец вымолвил слово. Обычно командир танка был молчаливым и даже угрюмым. И это в какой-то мере вредило ему.

Однажды перед отъездом начальник политотдела несколько раз напомнил, чтобы мы не забыли взять в Москву Ускова. Каюсь, я не очень хотел этого, и только из-за того, что Василий Усков выглядел бирюком.

- Александр Павлович, - убеждал я Дмитриева, - это же парад, понимаешь? Там необходимо и видом блеснуть, а Усков, сам видишь, какой строевик. Боюсь, его все равно не пропустят на фронтовом смотре.

- А ты не бойся, Давид Абрамович... Восемь боевых орденов Ускова - это ли не свидетельство человеческой красоты?

С Дмитриевым трудно было не согласиться.

Держался Усков отлично. И мне даже стыдно было своих сомнений. Затянутый в синий комбинезон, с множеством орденов на груди, он ничем не выделялся среди остальных участников парада.

Командир танка Василий Усков был из числа тех людей, чей характер раскрывается не сразу. Такие натуры проявляют себя обычно в трудных обстоятельствах, но проявляют так, что раз и навсегда завоевывают огромное уважение окружающих.

Человек удивительной скромности, Усков ничего не требовал для себя. Помнится, ему достался старый танк № 223, проживший большую жизнь: на нем ходили в бои на Западном фронте в 1942 году, участвовали в сражениях под Орлом и на Днепре. Менялись экипажи, а танк продолжал жить. Двигатель его уже давно отработал норму отведенных мото-часов, пообносились и стали похожими на стоптанные башмаки траки, облезла краска, чадил он так, что издали казалось, будто горит. И при всем том эта "чертова машина" была удивительно везучей. Трижды подбивали гитлеровцы танк № 223 и все же не добили. Дважды он горел, но не сгорел. А воевал Усков не только храбро, но и с большим умом. Он любил свой "заколдованный" танк и не собирался менять его.

Как-то возле Львова, догоняя танковую колонну, я еще издали заметил "дымовую завесу", поставленную мотором танка № 223.

- Вот что, Усков, - сказал я лейтенанту, - доведешь танк до Вислы и топи его в реке. Уж больно он страшен!

- До Вислы доведу, - ухмыльнувшись, ответил командир танка. - А топить погожу, товарищ полковник. Я на нем еще и до победы доеду. А там уж можно будет сдавать хоть в музей. Как-никак заслуженная машина...

Довести свою машину до Берлина Усков не сумел, а до сандомирского плацдарма довел. И не только довел, а еще вывел на ней из строя три фашистских танка. В те дни исполнилось заветное желание лейтенанта - его "черт" подбил немецкого "тигра". А вскоре командир и механик-водитель получили ордена не только за боевые дела, но и за умелое сохранение материальной части. Их танк прошел с боями 2800 километров, превысив вдвое положенную норму мото-часов.

Правда, в музей машина Василия Ускова не попала: немецкая фугаска доконала ее. Лейтенант пересел на новый танк. По сравнению с "чертом" - это был танк-красавец, вооруженный 85-миллиметровой пушкой. Но в тот же день в одной из атак новый танк сгорел, а лейтенант Усков был ранен.

Встретились мы с ним уже в Берлине. Василий и тогда все еще жалел о своем танке № 223, на котором воевал два с лишним года.

Сказав свое слово тогда, в вагоне поезда, командир танка снова умолк, думая о чем-то. А я, глядя на него, еще и еще раз мысленно благодарил Александра Павловича, который настоял, чтобы Усков поехал на Парад Победы. Конечно же, без него наш строй был бы неполным.

В купе рядом с Усковым сидел механик-водитель Клим Антонович Мокров. Не одну тысячу километров прошел он на своем танке, стремясь к единственной точке земного шара - к Берлину. Одним из первых в бригаде Мокрое воплотил в жизнь лозунг "Удвоить нормы пробега танка!". И он не только удваивал, но даже утраивал эти нормы. Он так умело поддерживал и омолаживал свою машину, что многие в бригаде считали его чуть ли не волшебником.

Клим Мокров сражался лихо. В атаку ходил на предельной скорости, виртуозно управлял машиной, искусно маневрировал на поле боя, выбирал неожиданные позиции, помогая наводчику метко поражать врага. Страшен был в своей мести этот внешне спокойный человек. Однажды он смело таранил немецкий танк. А как радовался старший сержант Мокров, когда оказался в Берлине!

Совсем другим, не похожим ни на молчаливого Василия Ускова, ни на спокойного Клима Мокрова, был Георгий Гасишвили - наш всеобщий любимец. Все мы, а фронтовики в особенности, питаем слабость к людям горячим и смелым. У Георгия же оба эти качества проявлялись очень ярко. Нам порой казалось, что не знающий страха юноша-грузин нарочно искал самые сложные ситуации, чтобы дать выход кипевшей в нем энергии.

Всей своей пламенной душой любил Георгий свой чудесный край, свою солнечную, ласковую Грузию.

Это был настоящий друг, готовый на все ради товарища. Однажды он спас мне жизнь, набросившись с автоматом на гитлеровцев в тот момент, когда мне казалось, что смерть неотвратима...