Александр Карелин - Афганская война глазами военного хирурга

Медиков поначалу смущало обилие вооруженных людей вокруг. Потом привыкли: как всякий человек не представляет себя без одежды, так здешний пуштун — себя сегодня без автомата или винтовки.

Постепенно все машины агитотряда разместились на отведенное им майором место. Кормой внутрь образованного круга, к автомобилям и санитарным палаткам, встали несколько боевых машины пехоты (БМП). Опасения, что хозяева могут воспринять эти меры с неодобрением, оказались напрасными. Напротив, они с пониманием наблюдали, как четко и быстро «шурави» организуют оборону. Не исключалось, что мятежники сделают все, чтобы помешать большому племени перейти на сторону «неверных». Поэтому все мужское население кишлака, способное носить оружие, по распоряжению вождя также заняло позиции на внешнем кольце обороны.

Невский заканчивал уже подготовительную к приему больных работу, как заметил, что к ним приближается небольшая группа. Впереди шли майор Крапивец и высокий чернобородый мужчина с автоматом Калашникова на плече, они о чем-то оживленно беседовали с помощью переводчика, молодого лейтенанта из Политотдела. За ними в удалении на шаг мирно шагали по два охранника с автоматами — от племени и от «шурави».

Иван Сергеевич крепко пожал Невскому руку, потом представил его своему спутнику, переводчик перевел. Это оказался сам вождь Абдул Хаким, непререкаемый авторитет для своего двухтысячного племени. Он был единственный, кто жил раньше в городе и получил университетское образование. Человек неглупый, он понимал, почему люди стали посматривать на него с недоверием. Борьба с государственной властью вела в никуда. Осиротели, остались без кормильцев многие семьи. Оскудел дукан. Все чаще в дома стучалась смерть. И не от пули: болезни буквально косили людей. Больше всех страдали дети. Поэтому вождь и вышел на переговоры.

Выслушав переводчика, Абдул Хаким пристально посмотрел в глаза, протянул руку и тоже крепко пожал ладонь Невскому. Старший лейтенант доложил, что все готово к приему больных, можно начинать. Дождавшись перевода, вождь кивнул и пошел дальше знакомиться с прибывшими.

Невский надел белый халат, чтобы полностью соответствовать представлению афганцев о докторе, ему последовали медсестра и фельдшер. Все заметно волновались — не хотелось ударить в грязь лицом. А вдруг их профессиональных знаний и умений не хватит, чтобы оказать достойную помощь. Александр гнал от себя эту тревожную мысль.

Пробыв в этой стране уже более десяти месяцев, старший лейтенант имел опыт общения с местными жителями, приходилось оказывать помощь в рейдах и афганским солдатам (сарбозам), а, будучи на прикомандировании в госпитале, даже оперировал и лечил афганских женщин — жен афганских офицеров. У него сложилось стойкое мнение — врача в Афганистане боготворят. Если кто пока и может соперничать с ним в этом, то разве что мулла. Но если благоговение перед священнослужителем — это, прежде всего, страх перед карой Аллаха, то отношение к медику — как к доброму волшебнику. Афганцы любят и само общение с врачом. И неудивительно. Народ веками не знал, что такое лекарство, медицинская помощь. И вдруг болезни, без которых люди не мыслили жизни, стали отступать. Не перед молитвами — перед людьми в белых халатах. К военным медикам советского ограниченного контингента войск отношение у афганцев особое. С таким бескорыстием, с такой самоотверженностью врачей здесь еще не встречались…

Хозяева и гости вместе завершили подготовку к обороне. Трудно представить, но это так: те, кто вчера считал тебя заклятым врагом, сегодня обеспокоены, как бы с тобой чего не случилось. Возможна ли такая метаморфоза? Да. Если людям творить добро.

Постепенно все пространство было заполнено людьми в традиционной афганской одежде. И вот площадь стихла. На трибуну взобрался мулла агитотряда Совбат Хан: В Афганистане все массовые мероприятия, как правило, начинаются чтением Корана.

Потом выступал майор Крапивец. Он вкратце напомнил о произошедшей Апрельской революции 1978 года, рассказал о стремительно происходящих переменах к лучшей жизни в стране, говорил о земле, раздаваемой новой властью дехканам, об открывающихся по всем провинциям школах, больницах. Подчеркнул, что у прибывших сюда «шурави» особая мирная миссия. Переводчик едва поспевал за Иваном Сергеевичем. Сразу стало видно, что майор «сел на своего любимого конька», говорить он умел. Впрочем, его слушали с большим вниманием.

Потом был дан небольшой концерт: три девушки из состава отряда (узбечка и две таджички) пели в микрофон песни на разных языках (каких, Невский так и не разобрал), потом исполнили несколько танцев. Им хлопали уже с удовольствием, видны были улыбающиеся лица зрителей — выступление нравилось.

После концерта зрителям предложили пройти к столу и записаться на прием к врачу — решили распределить нуждающихся на несколько дней, чтобы не создавать лишней очереди. Поначалу робко, по одиночке, потом все смелее, даже группами, люди начали подходить к столу, две девушки-переводчицы из Политотдела Бригады выслушивали их, вписывали в журнал учета, стараясь разделить их на потоки по срочности для оказания помощи. Невский с медсестрой стоял рядом, прикидывая объем предстоящей помощи для каждого.

В основном шли люди с хроническими заболеваниями: очень много было малярии, туберкулеза, трахомы (заболевание глаз) и т. д. Все жалобы хирургического характера ставили на особый учет — для первоочередной помощи. Это были и нагноившиеся ранения, и свежие раны, в том числе огнестрельные. Много было гнойных заболеваний кожи: флегмоны кисти, панариции пальцев, фурункулы и карбункулы. Невский не видел давно сразу такого количества нуждающихся в неотложной помощи. Его всегда учили, что основной принцип в гнойной хирургии: «Где гной — там разрез», а «промедление смерти подобно». Как же все эти люди терпят эту, порой нестерпимую боль. Отобрав десяток подобных страдальцев, он просил их немедленно отправить к Автоперевязочной.

И работа закипела. Волнение сразу прошло, руки выполняли привычную, знакомую работу. Фельдшер и медсестра активно помогали, они тоже чувствовали себя теперь уверенно. Прочищая очередную нагноившуюся рану или вскрывая гнойник, Невский видел благодарные глаза пациентов, они, действительно, смотрели на него порой, как на волшебника. Повязки накладывались либо с гипертоническим раствором, либо с фурациллином, либо с мазью Вишневского (самой «хирургической мазью»). Через переводчицу (а это была одна из девушек из Политотдела, которая с опаской посматривала на манипуляции медиков в салоне Автоперевязочной) врач просил завтра каждого непременно прийти на перевязку. Кое-кто из больных приходил с уже имеющимися самодельными повязками, в качестве которых служили обрывки грязной кожи, ореховые листья и жженая шерсть. Раны серьезно нагноились, грозила гангрена конечностям. После тщательного «туалета» таких ран и наложения стерильных белых бинтов, таким больным вручалась для борьбы с запущенной инфекцией упаковка антибиотиков с пояснением, как принимать. Приходилось по несколько раз повторять инструкции, чтобы убедиться — тебя поняли. Прижимая к груди перевязанную руку или палец, очередной пациент низко кланялся, кивал головой, норовя выйти из салона машины, пятясь задом. Каждый раз приходилось опасаться, что выпадет прямо на землю, но все обходилось без происшествий. Многие просили на прощание назвать имя этого «шурави-духтар». Переводчица каждый раз называла — «Искандер».