Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
– Лия Геннадьевна, вам надо делать докторскую диссертацию.
– Мне? Зачем?!
– Надо!
И предложил тему диссертации: «Изучение онкологического риска у работников резинового производства», которая к тому же была предметом хозяйственного договора с Министерством нефтехимической промышленности. Сотрудники нашей лаборатории имели постоянные пропуска на завод «Красный богатырь», выпускавший резиновую обувь и резинотехнические изделия. На протяжении шести лет велась большая многоплановая работа в содружестве с коллегами из Института медицины труда, с которыми у нас были тесные научные связи. Со временем, постоянно бывая в цехах и работая в разных подразделениях завода, я его знала почти как свою квартиру. Конечно, без организаторских способностей, умелого руководства и участия Владимира Болеславовича эту работу невозможно было бы выполнить, и у меня не было бы докторской диссертации. В 2005 году в мою семью пришло большое горе: с разницей в девять дней я потеряла младшего сына и мужа. Владимир Болеславович, видя моё тяжёлое психологическое состояние, сказал, что мне самой из него не выбраться. Убедил меня пойти к его брату – известному психиатру. Тот назначил мне лечение, дал препараты, что мне, конечно, помогло. Я благодарна судьбе за то, что мне довелось много лет работать вместе с Владимиром Болеславовичем и учиться у него – умного, высокопрофессионального специалиста, неординарного человека!
Собираясь писать воспоминания, я намеревалась вспомнить только симпатичных мне людей. Но как из песни слова не выкинешь, так и из моей жизни невозможно исключить людей, от которых я натерпелась неприятностей. Без них картина моей жизни была бы не полной. Кого-то из них уже нет на свете, кто-то не у дел их-за болезни, но я не хочу называть их имена, щадя близких им людей. В 1990 году В.Б. Смулевичу исполнилось шестьдесят пять лет. В тот же год вышел правительственный указ, по которому лицам, достигшим этого возраста, полагалось освободить руководящие должности. К тому времени лаборатория профессионального рака, которой руководил Владимир Болеславович, давно была самостоятельным подразделением. И как это часто бывает, он попал под действие новоиспечённого приказа. Трапезников Николай Николаевич, возглавивший онкоцентр после Н.Н. Блохина, объявив ему о необходимости смещения, предложил два варианта: объединение с лабораторией моего бывшего шефа или избрание нового заведующего. Трапезников понимал, что Смулевичу лучше остаться в своей лаборатории, и спросил, есть ли у него подходящая кандидатура на заведование.
– Есть, только она пока не доктор наук.
– Это неважно.
Н.Н. Трапезников позвонил бывшему директору Института канцерогенеза Соловьёву Юрию Николаевичу и спросил его мнение относительно моей кандидатуры. Тот отозвался положительно.
– Пусть готовится к конкурсу, – сказал Николай Николаевич Смулевичу.
Было ожидаемо, что со мной будет конкурировать бывшая сотрудница и ученица В.Б. Смулевича. Он был руководителем её кандидатской диссертации и, я уверена, во многом посодействовал тому, чтобы состоялась её докторская диссертация. Несмотря на это, перейдя работать в другую лабораторию, она неустанно поливала Смулевича на всех углах. Он об этом знал, но никак не реагировал. Прошёл почти месяц, отведённый на подачу документов на конкурс, а со стороны предполагаемой соперницы никаких телодвижений не наблюдалось. Она принесла документы ровно за час до окончания срока их подачи! Вот такой тактический ход – видимо, рассчитанный на то, чтобы я расслабилась, а потом нанести удар. Формально у неё было больше шансов победить: она давно уже была доктором наук, много лет работала в области эпидемиологии профессионального рака, её активно поддерживал тогдашний директор Института канцерогенеза, с которым у меня отношения не сложились. Состоялся Учёный совет, на котором, как и полагается, выступили обе претендентки, было обсуждение, потом голосование. Заседание вёл Н.Н. Трапезников, который назначил счётную комиссию из трёх человек. Я была избрана с перевесом в шесть голосов. Утвердили протокол голосования. Меня поздравили. Бывшая соперница в тот же вечер, встретив Владимира Болеславовича, сказала, что сложившаяся ситуация не помешает её сотрудничеству с нами. Очень довольный, он мне об этом сообщил.
– Да вы что?! Ей же нельзя верить! – вскипела я.
– Ну, это ваши женские штучки! Она хороший специалист, будем сотрудничать!
Он был прямо-таки растроган её великодушием. Наивный человек! На следующий же день она подала апелляцию в Учёный совет, оспаривавшую легитимность проведённого голосования. Оказалось, что Н.Н. Трапезников, назначая счётную комиссию, включил в неё одного руководителя лаборатории, забыв, что тот, будучи членом Учёного совета Института канцерогенеза, не был членом Объединенного Учёного совета всего онкоцентра. На это никто, кроме моей соперницы, не обратил внимания. Налицо нарушение процедуры выборов, и результаты надо отменять. В противном случае соперница грозилась пожаловаться в вышестоящую организацию – Академию медицинских наук. Получив это заявление, Николай Николаевич, грохнул кулаком по столу:
– На ближайшем же заседании Учёного совета будем переголосовывать!
На следующем заседании Учёного совета Н.Н. Трапезников объяснил ситуацию. Выступила моя соперница. Со слезами на глазах и в голосе высказывала какие-то обиды и предъявляла претензии, не относящиеся к процедуре предыдущего голосования. Состоялось повторное голосование с подчёркнутым соблюдением процедуры. На этот раз я получила на одиннадцать голосов больше, чем она.
На этом наше противостояние не закончилось. Перешла дорогу – не жди пощады! Прошло пять лет, и у меня была готова докторская диссертация. На её апробацию в качестве одного из рецензентов я взяла свою бывшую соперницу. Как и ожидалось, она накатала отрицательную рецензию. Апробация прошла для меня не очень удачно. Эта рецензентка и Пылев Лев Николаевич, сотрудник нашего отдела – любитель делать гадости ближнему, – выступили очень агрессивно единым фронтом против меня. Пылеву я ничего плохого не сделала, дорогу не переходила, да и перейти не могла – мы работали в разных направлениях, и наши работы никак не пересекались. Я поначалу растерялась, потом как-то собралась, но послевкусие от апробации у меня осталось неприятное. Тем не менее диссертацию рекомендовали к защите. В Научной части дали понять: защищаться мне лучше где-нибудь в другом месте. Диссертацию приняли к защите в Институте усовершенствования врачей на кафедре гигиены. Председателем Учёного совета там был полковник в отставке Иван Васильевич Алексанян. Его не смутило то, что одна рецензия у меня была отрицательная. О дате и месте защиты случайно узнал всё тот же «любитель делать гадости» и сообщил кому надо. И закипела работа, о которой я узнала перед самой защитой. В Учёный совет поступила зубодробительная рецензия на мою работу, подписанная тогдашним директором Института канцерогенеза. Он по телефону устроил Алексаняну разнос за то, что тот принял мою диссертацию к защите. Бывшая соперница накануне защиты объехала всех членов Учёного совета,
