Василий Мудрый - Николай Иванович Смирнов
14 мая. Вторник. В первую бригаду приехали в 11 часов. А район наш все «наводняют» всевозможными работниками из центра. И помощи от них нет никакой, а мешать они мешают, связывают по рукам и ногам. Двое из них все ездили и ездили со мной по бригадам. А толку?..
16 мая. Четверг. После утреннего наряда мы с Балюком проехали по полям, а в два часа дня было правление колхоза, на котором рассматривались вопросы: ход сева, уход за сельхозкультурами, состояние животноводства. За пассивное поведение в ходе сева, в подготовке семян к нему агронома Павлюченко Григория Васильевича освободили от должности. Он учится заочно на учителя. И работа для него далеко на втором плане. Вот освободили его, а он в ответ ни слова, вроде как вполне и доволен. А сколько их еще таких «учителей» будет?…»
Не выходили у Коржа из памяти и эпизоды партизанской борьбы, которые он надеялся дополнительно отразить в своей книге. Некоторые из них, кстати, спустя десятилетия, получили неожиданное продолжение, вызвавшее у Василия Захаровича глубочайшее возмущение и правомерную реакцию.
Из дневника В.З. Коржа (1963 г.): «18 апреля. Четверг. Погода теплая. После всех утренних распоряжений и нарядов нужно вовсю начинать сев ранних культур.
Мне припомнилось 18 апреля 1942 года. Был первый день тепла после такой же длинной, многоснежной, морозной зимы, как и в нынешнем году. После ночного плавания на пяти лодках из района деревни Сковшина, где стоял наш партизанский отряд, мы утром оказались на так называемом Арестантском канале между деревней Ананчицы и колхозом «Комсомолец» в Старобинском районе. Арестантским он называется потому, что его арестанты когда-то еще а старое время вырыли. Он очень широк и глубок, особенно во время разлива воды.
Цель нашего плавания на лодках группой в составе 35 человек была такова: там же, неподалеку от этого места, за рекой Случь, в деревне Морочь стояли две роты эсэсовцев-латышей, которые уничтожали наших партизан, и нам их надо было хорошенько проучить чтоб впредь неповадно было.
19 апреля, на рассвете, когда враг еще должен был спать, мы хотели напасть на него и уничтожить. А до этого отдыхали в лесу после ночного перехода на лодках, выжидали нужное время и вели разведку. Днем солнце так припекло, что хотелось купаться. К 13 часам дня со стороны деревни Ананчицы показалось стадо коров, а с ним две девушки-пастушки. Скот двигался вдоль канала в нашем направлении.
Я подозвал к себе двух пожилых партизан, которые хорошо знали местных людей, с задачей узнать все, что максимально можно, о противнике, и незаметно для этих девушек направить скот в другую сторону, чтобы они не увидели наших бойцов и лодки, стоявшие на канале. Когда эти партизаны ушли, подошел ко мне командир группы Федор Игнатьевич Ширин (Спокойный) и говорит:
— Товарищ командир! Разрешите и мне подойти к этим пастушкам. Может, наши старики их и не обо всем расспросят? А?
Меня словно молнией что-то в голову толкнуло:
— Хорошо! Давай быстро подойдем с другой стороны. Уточним.
Так сделали мы крюк метров в 150 и вышли к ним с южной стороны. Поздоровались и начали ввязываться в разговор. Потом вдруг вижу, что у всех моих трех спутников с собой только пистолеты, а их двух винтовок и еще автомата у Ширина ни шиша нет. Они вышли налегке, надеясь на безопасность и не желая выдавать себя наличием в руках оружия.
Только пробежала у меня в голове мысль, что не положено партизану так легко с ним расставаться, как вижу, что в 50 метрах восточнее нас, по незаметной такой лесной тропинке, тянется обоз не менее чем из 20 подвод, отрезая нас от партизан. На каждой человека по 3—4. Все в немецкой форме.
В голове моей, как молоточками, застучали одна мысль за другой: «Не медли ни секунды! Бей их, пока они все на дороге. Надо убить три—пять фашистов, внести панику в ряды врага, оторваться от него и перебежать к нашей основной группе. 40 патронов в диске моего автомата. Ни одна пуля не должна пройти мимо!»
Я, сидя, с колена посадил на мушку моего автомата фашиста с передней подводы. Трр.., трр.., трр.., короткими очередями, слившись с автоматом, я стал переводить его огонь с подводы на подводу. Мне некогда было смотреть, что в это время делают мои товарищи, Когда диск закончился, я, не теряя ни секунды, побежал наперерез к каналу, чтобы соединиться с нашей группой. Со мной вместе бежал также Федор Игнатьевич Ширин (Спокойный).
Пока ошеломленный враг разбирался, мы достигли канала. Впереди, метрах в 100 от нас, стояли лодки, и после моих очередей из автомата основная группа партизан рассыпалась в цепь. Враг открыл по нам огонь из пулемета и автоматов. Пули горстями ложились в воду канала. Я всех, как мог, собрал и во весь голос подал команду: «Отряд, огонь!»
Эта команда сразу сориентировала и приободрила группу, которой командовал Иван Чуклай, и она открыла дружный огонь по врагу. Этот удар с фланга отвлек огонь противника от нас, а мы тем временем соединились с основной группой и повели на него наступление.
28 эсэсовцев-латышей нашли тогда свою могилу на месте боя. Остальные же, которых мы рассеяли, где-то дня два-три добирались, плутая по лесу, на свою базу в деревне Морочь. С нашей стороны не было ни убитых, ни раненых. По поводу отсутствия оружия в нужный момент пришлось самокритично сказать партизанам «пару ласковых слов». Вот такое было для нас 18 апреля 23 года тому назад…
2 июня. Воскресенье, да еще и Троица, религиозный праздник. Мы с Иваном поехали на Полесье. Заехали в Ясковичи, взяли Владимира Сергеевича Шошина и поехали в Доманово к Дмитрию Ивановичу Хомицевичу. Это первый патриот нашей Родины в той деревне. Он 1902 года рождения, до войны здесь же работал председателем колхоза. Это организатор первой партизанской группы в этом же колхозе и деревне Домановичи. В борьбу с врагами вступила вся его семья. Два сына Николай и Алесь были в партизанах, а остальная семья, кто чем мог,
