Федор Раззаков - Чтобы люди помнили
В 70-е годы заметными работами Соколовой в кино стали роли в картинах: «Преступление и наказание» (1970), «Конец Любавиных» (1971), «Джентльмены удачи» (1972), «Приваловские миллионы» (1973), «Повесть о человеческом сердце» (1975), т/ф «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» (1976), «Белый Бим Чёрное Ухо» (1977) и др.
Вот как Соколова вспоминает о съёмках в этих фильмах: «Когда в „Преступлении и наказании“ играла Лизавету, я все три дня съёмочных дверь в квартире на палку закрывала, боялась, что вот-вот Раскольников придёт. Вдруг артист так перевоплотится, что действительно шарахнет колуном по голове! Когда сцену убийства снимали, мне под платок приспособили баллоны с красной краской. Тараторкин—Раскольников размахнулся, ассистент залез ко мне под юбку и нажал баллон — лицо мне залила „кровь“… Когда меня отсняли, я стала нормально двери открывать. Свекровь моя, режиссёр Мэричка Анджапаридзе, приходит домой, видит, что я ей открываю, и говорит: „Ой, ну наконец тебя убили! Давай скорее иди есть!“…
А в „Иронии судьбы…“ от меня практически ничего не осталось. На съёмках Рязанов сказал: „Люба! Побольше импровизации! Это комедия!“ И я разыгралась — мы там с Мягковым прятались друг от друга. Пришла на просмотр, сижу, жду: вот сейчас все увидят, какая я комедийная актриса! А оказывается, все наши прятки вырезали… И я бочком-бочком, подальше от гостей — домой. Потом Рязанов звонил: „Люба! Ты что, обиделась?..“»
В 1976 году, в возрасте 17 лет, внезапно женился сын Соколовой и Данелия Николай. Он давно уже встречался со своей одноклассницей Мариной, она забеременела, и молодым пришлось пожениться. Правда, расписали их из-за возраста с трудом, родителям пришлось идти в райисполком и уговаривать тамошних начальников. Родившуюся девочку назвали Маргаритой. Так наша героиня стала бабушкой.
Через год Николай пошёл по стопам своих родителей и поступил во ВГИК. Учился хорошо, с увлечением. Будучи студентом, снял свой первый фильм — «Моментальные снимки». После защиты диплома в объединении «Дебют» снял вторую свою картину — «Эй, Семёнов». Кроме этого Николай Данелия прекрасно рисовал и писал стихи. Однако…
В начале 80-х Н. Данелия увлёкся баптизмом, стал посещать секту. Он замкнулся и практически стал чужим человеком для своих родных. На мать и отца это производило тягостное впечатление. А вскоре и между ними пробежала чёрная кошка.
Соколова рассказывает:
«Данелия — творческий и увлекающийся человек. Жизнь с ним была совсем не гладкой и счастливой, хоть и прожили мы 26 лет. Он мог пропасть на несколько дней из дома, мог сильно выпить, увлечься другой женщиной. О его романе с писательницей Викторией Токаревой говорила вся Москва — я старалась этого не видеть и не знать. Мэричка, свекровь моя любимая, меня уговаривала, утешала: у тебя сын растёт. Я всё терпела. Поплачу, поплачу — и дальше живу…
А вскоре Данелия нашёл себе другую женщину. Он с ней познакомился у Джуны. Он к ней ходил лечиться после операции.
Я ему говорила, возьми меня с собой, у меня недостаточность митрального клапана — не брал. Теперь я понимаю, почему. Однажды эта женщина мне позвонила. Я, говорит, с вашим мужем вместе лечусь… Разговорились, напросилась в гости. Она пришла с каким-то человеком. Сын Коля, как их увидел, заперся в комнате. А я ей всё показала — вот здесь у нас ванная, вот спальня, вот кухня. Она где проходит — рукой махнёт…
В один из дней Данелия пришёл домой и говорит: „Люба, прости, я полюбил и хочу жениться. Нам надо разъехаться“. Я поцеловала его в щёку, помахала рукой и сказала: „Пока“… Никто мне сочувствия не выразил. Собрала я вещи и ушла жить к маме, которая жила в моей кооперативной квартире, которую я ещё в 50-е годы получила. Но очень тяжко мне было. Целыми днями я сидела дома как тень, часами смотрела в одну точку. И Сева Санаев, узнав как-то о моих мучениях, порекомендовал сходить на приём к Джуне, познакомил с ней. Она занялась мной: с десяток сеансов понадобилось, чтобы ушло это состояние. Причём, когда она меня лечила, я просто в рыданиях заходилась, а до этого ни слезинки не проронила…
Так и сняла она с меня это заклятье, я снова нормальным человеком себя почувствовала…»
Однако едва только начали заживать раны от этого развода, как на Соколову обрушилась новая беда, ещё страшнее предыдущей. В декабре 1985 года погиб её единственный сын Николай. При каких обстоятельствах это произошло, рассказывает сама актриса:
«У них произошёл серьёзный конфликт с отцом. Коля придумал идею снять фильм, пришёл к Данелия и попросил помочь — одобрить и „выбить денег“. Данелия тогда руководил объединением на „Мосфильме“. Но денег он ему не дал и вообще отказался помочь. Сын ко мне приехал, рыдает, по полу валяется: „Мама! Зачем ты меня родила! Давай умрём вместе!“ Каково мне было на это смотреть? И я позвонила Георгию… Тот встретился с сыном, вроде бы успокоил… Но беда всё равно случилась…
Коля погиб при невыясненных обстоятельствах. Он жил один. С женой он разбежался… Я звонила ему три дня подряд, но никто не отвечал. Потом ребята пришли, говорят, что ждали его на Белорусской у одной знакомой на дне рождения. Я дала им десятку и отправила к Коленьке. Они позвонили мне, сказали: „Всё!“ Его нашли мёртвого с телефонной трубкой, а другой парень был на кухне тоже мёртвый…
В его самоубийство я не верю, так как у него были планы, он собирался снимать фильм, ехать в Грузию на фестиваль…»
В 1992 году в минском издательстве вышла маленькая книжка с рисунками и стихами Николая Данелия — всего 10 тысяч экземпляров.
1 октября 1994 года едва не стал последним днём для нашей героини. Вот что вспоминает она сама об этом дне:
«В тот день мы с Майечкой Булгаковой и ещё двумя мальчиками — студентами университета культуры ехали в кинотеатр „Ханой“ для участия в благотворительном концерте. Поймали попутку — „Жигули“. Втроём сели на заднее сиденье: Майя за водителем, я — посерёдке и один из мальчиков — справа. И вдруг водитель куда-то загляделся и на полном ходу врезался в железный столб рекламного щита. Я только успела вскрикнуть: „Что же ты делаешь!“ Увы, было слишком поздно: удар и… Когда очнулась, увидела жуткую картину. На мёртвом шофёре лежала Майя. В истерике я начала кричать: „Вытащите нас скорее!“ Я видела, что вся в крови, потому что спинки обоих передних сидений лежали на мне. А вокруг стояли люди и тоже кричали кому-то: „Не курите, не курите, бензин потёк, всё взорвётся!“ Потом, когда нас стали вынимать из машины, я потеряла сознание.
На короткое время пришла в себя в „скорой“ и снова отключилась… Уже через несколько дней, в больнице, мне рассказали, что водитель разбился насмерть; через шесть дней, не приходя в сознание, отошла Майя. Мальчики отделались небольшими травмами и сотрясением мозга. А за меня врачам тоже пришлось побороться. Хирург, который лечил меня, — Александр Александрович Рудковский признался, что надежд на то, что я выживу, было мало. У меня и голова была серьёзно повреждена, и руки, и ноги, и туловище. Да ещё возраст за 70… Двадцать три дня провела я в этой 36-й больнице…
