Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920
Очень серьезный заговор возник в Симферополе, но он был явно инспирирован большевиками и ими на его устройство были отпущены большие деньги.
Однажды комендант заехал ко мне и сообщил, что был у генерала Слащова с очередным докладом в Джанкое, где находился его штаб. Когда на обратном пути его поезд остановился в Симферополе, к нему в вагон вошли три офицера и сообщили, извинившись, что вынуждены его арестовать до тех пор, пока он не даст подписки, что стоит за монархию и готов исполнять все распоряжения монархической организации. Выглянув в окно, комендант убедился, что вагон окружен часовыми. Конечно, комендант, несмотря ни на какие убеждения, подписки не дал, хотя и заявил, что по убеждениям сам монархист, и его через три часа пустили свободно продолжать путь.
Я не помню хорошо, как произошло дело в Симферополе, но там фактически несколько дней была власть полковника Орлова,[398] который объявил себя комендантом от имени монархической организации. Члены организации всем рассказывали, что Деникин погубил русское дело тем, что не выставил девиза «За веру, царя и Отечество» и что они исправляют его ошибку. Они предполагали объявить главнокомандующим герцога Лейхтенбергского, впредь до прибытия государя Михаила Александровича, который, по их сведениям, скоро прибудет. Нашлось много легковерных людей, которые клюнули на эту удочку и поверили провокаторам. Нужно им отдать справедливость, что они не делали бесчинств, хотя все окружение полковника Орлова сплошь состояло из весьма подозрительных людей.
Я не знаю, знал ли лейтенант флота герцог Лейхтенбергский о той роли, которая ему предназначалась в этом деле. Сейчас же после этой истории герцог уехал в Константинополь.
Когда Слащов узнал об этом деле, он предписал полковнику Орлову немедленно к нему явиться. Тот отказался, и тогда Слащов выслал против Симферополя воинскую часть, но Орлов не стал ее дожидаться и со своими приверженцами, в значительной степени поредевшими, ушел в горы к зеленым. Но этим дело не кончилось. Через несколько дней Орлов появился вблизи Ялты со своим отрядом и потребовал сдачи города. Навстречу к нему выехал генерал Покровский, бывший в это время не у дел, и вступил с ним в переговоры. Я послал в его распоряжение яхту «Колхида» на случай, если бы понадобилось вооруженное вмешательство, но все обошлось мирно. Генерал Слащов обещал Орлову полное прощение, если тот со своим отрядом явится на фронт, и тот согласился и действительно пошел к Перекопу, но, не дойдя до него, снова повернул обратно. Тогда уже Слащов выслал против него свою лучшую часть. Орлов был настигнут, отряд его рассеян, а сам он, кажется, был убит своими же сторонниками. Вся история этого дела чрезвычайно темная и непонятная. Несомненно, что главную роль играли большевики, стремившиеся устроить кутерьму в тылу у Слащова, но, кажется, тут участвовали и просто обманутые люди. Это происшествие сильно взволновало население Крыма и, в частности, Севастополя.
Орлов имел сочувствие многих офицеров как флота, так и армии. Один раз в Севастополе собрался даже целый офицерский митинг, на который приехал Слащов и горячо убеждал молодежь не поддаваться большевистской провокации.
Я не помню точно времени, когда большевики подошли к Перекопу и начали военные действия. По-видимому, это было около рождественских праздников. Подошла дивизия с полевой артиллерией, и очень скоро началась первая атака. Слащов поступил по составленному им плану. Вход на перешеек защищался только небольшими заставами, которые быстро отступили в глубину перешейка.
Большевики развернули цепь и двигались, несмотря на продольный огонь тяжелых орудий с барж. Подпустив их довольно близко, Слащов бросил свои главные силы на их левый фланг, опрокинул его и зашел в тыл центру и правому флангу большевиков. В результате боя нам досталось три тысячи пленных и четыре орудия. Оставшиеся в панике бежали, и довольно продолжительное время существовало свободное сообщение между Крымом и Мелитополем. Потери у Слащова были ничтожные. К сожалению, для ведения преследования Слащов не имел кавалерии, иначе он мог бы создать полезную диверсию и для Деникина.
Первая эвакуация началась с Одессы. Как всегда в этих случаях бывает, ничего заранее там не было подготовлено и от населения тщательно скрывали возможность эвакуации, уверяя, что на фронте все обстоит благополучно. Я ожидал эвакуации Одессы, и потому панические телеграммы Шиллинга не застали меня врасплох. Я отправил туда восемь транспортов и три миноносца для охраны.
Положение несколько осложнилось тем, что Одесская гавань замерзла, и миноносцы с их легкими корпусами терпели аварии. По словам очевидцев, эвакуация прошла как нельзя хуже. Не было ни дисциплины, ни порядка, места на судах брались с боем, и общий вопль был против Шиллинга. Конечно, следует принять во внимание, что при всех катастрофах начальники всегда бывают виновными в общественном мнении, но, кажется, в этом случае оно было недалеко от истины.
Шиллинг со своим флотом явился в Севастополь и, так как Крым был в районе его армии, начал делать распоряжения. Мы с ним обменялись визитами. Он говорил, что если бы Деникин не взял от него Слащова, то он отстоял бы Одессу. Прибытие Шиллинга немного усилило оборону Крыма. Прибыл батальон юнкеров – часть, которой Слащов не мог нахвалиться, и около 2000 штыков разных частей, которые еще нужно было переформировать для того, чтобы они годились в бой. Прибыли еще огромные штабы тыловых учреждений, которые Шиллинг продолжал сохранять, назначив им местопребывание в Феодосии. Это было уже безусловно лишнее и вредное перегромождение обороны. Сам Шиллинг предпочитал оставаться в Керчи и оттуда со своим штабом управлять войсками Слащова. В общем, получалась громоздкая и ненужная организация, только мешающая Слащову.
Теперь мы подходим к событиям, которые изменили всю структуру Добровольческой армии и создали крымскую эпопею – последний этап ее двухгодовой тяжелой борьбы. В один прекрасный день на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» прибыл в Севастополь генерал Врангель. Как я узнал, у генерала было отнято командование армией, вследствие того, что он обратился к двум другим командующим армиями с приглашением собраться вместе и обсудить положение дел. Я слышал много хорошего о генерале Врангеле как о боевом начальнике, но слышал также, что он честолюбив и не всегда дисциплинирован.
После его приезда к нему на пароходе стало являться много народа, и имя его было на устах у всех. Многие открыто говорили, что он должен быть назначен вместо Шиллинга командующим армией. Ко мне стало также являться много лиц с просьбой повлиять на генерала Деникина в смысле этой перемены. Генерал Шиллинг еще не уехал в это время из Севастополя, и, вероятно, и до него доходили ходившие по городу разговоры на эту тему. Я лично, конечно, сочувствовал такому решению вопроса, видя потрясающую непопулярность генерала Шиллинга как в войсках, так и в населении.
