Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко
Я вообще маленьким очень любил смотреть на звезды, благо, зрение мое тогда было еще не совсем безнадежно испорчено. В хорошую, ясную погоду небосвод раскрывался передо мной, как совершенно невероятная, захватывающая дух картина и я думал: вот бы было здорово полетать от звезды к звезде, и посмотреть, как там чудят и дурачатся инопланетяне!
Потом уже, будучи взрослым, уныло плетясь по глупо загубленной жизни, я все реже и реже вскидывал голову к небесам, предпочитая пялиться себе под ноги, чтобы не дай бог не споткнуться о какое-нибудь неожиданное препятствие. И все равно, как водится, спотыкался в этих своих земных блужданиях и потемках. Ну, что за скучное времяпрепровождение?!
«А ведь когда-то, маленький факир, я превращал свое босое детство в чудесное, волшебное наследство – каким огромным мне казался мир! Крутило жизни нить веретено и каждый день стремился в бесконечность, а по ночам сияющая вечность, лилась в мое раскрытое окно…» – это я уже, конечно, гораздо позже срифмовал свои мысли.
Все-таки есть какая-то своя удивительная прелесть в бродяжьей жизни, особенно по молодости лет. Ты вроде как сам себе хозяин – никто тебе не указ! Иди куда хочешь, делай, что нравится – лепота! Как говорится, и «свобода вас примет радостно у входа»! Каждый новый день таит в себе что-то неизведанное. Просыпаясь с утра на чердаке, ты никогда не знаешь, вернешься ли на него вечером.
И в этой волнующей неопределенности имеется определенный кайф, который сложно понять обычным людям. В каком-то смысле (сейчас напишу, быть может, весьма спорную вещь) бродяги и беспризорники живут лучше нас, т. н. «добропорядочных граждан» хотя, конечно, подобный образ жизни является вынужденным и никому всерьез рекомендован быть не может.
Между тем, наступили довольно сильные осенние холода, шквальный промозглый ветер гонял по пустынным улицам ошметки желтых листьев вперемешку с одинокими, заблудившимися прохожими. Бесконечные дожди норовили слиться в один большой, грязевой потоп и затопить к чертям собачьим всю сразу как-то посеревшую и осунувшуюся столицу.
Стало понятно, что природа расхныкалась не просто так, а с тайным намерением вернуть нас в постылый инкубатор. Типа, погуляли, огольцы, пора и честь знать! Все-таки воспитатели, что было на них совсем не похоже, изрядно волновались по поводу отсутствия всякого нашего присутствия в детском доме. Менты же и вовсе сбились с ног, пытаясь найти маленьких беглецов в большом городе. «А в тюрьме сейчас макароны» – подначивали мы друг друга, все больше и больше склоняясь к тому, чтобы вернуться в свою мрачную обитель.
Кроме того, от верных лазутчиков, державших нас в курсе всего происходящего в интернате, мы узнали, что Уклюдов попался на каком-то серьезном грабеже, сопряженном с насилием, и сидит теперь в камере предварительного заключения, имея все шансы остаться за решеткой надолго. Казалось бы – самое время подвести окончательную черту под нашими злоключениями в детском доме…
Глава 54
Но все так же ночью снится мне деревня,
отпустить меня не хочет родина моя
Из песни «Снится мне деревня», на слова Леонида Дербенева
Когда мне стукнуло тринадцать лет, дядя Вася и тетя Лида «довели до моего сведения», что у меня, оказывается, имеются еще какие-то родственники на Украине, и я непременно должен отправиться хоть и в глухую, но все же, не чужую мне, деревню, чтобы засвидетельствовать им свое почтение. Я, разумеется, был в совершеннейшем восторге от этой новости. Сами посудите – то никого-никого и вдруг – бах! Целая бабушка нарисовалась, да еще и дедушка к ней в придачу! Тут и вправду было чему обрадоваться. От самих слов этих: баба-деда, как-то теплее становилось на душе.
Короче говоря, решено было, не откладывая задуманного путешествия в долгий ящик, в ближайшие же школьные каникулы посетить, так сказать, родовое гнездо, о котором я до этого и знать не знал, и слыхом не слыхивал, а также познакомиться с родичами, сам факт существования которых стал для меня приятной неожиданностью!
Спустя некоторое время я уже катил на стареньком, дребезжащем автобусе по извилистой пыльной дороге и с интересом таращился на местные достопримечательности. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя украинская степь, прорезанная в редких местах клиньями зеленых лесопосадок. То тут, то там мелькали золотые ряды подсолнухов, поворачивающих свои жизнерадостные маковки вслед за палящим солнцем. Они и сами были похожи на тысячи маленьких солнц, отражавших в себе небесное светило.
Деревня встретила меня разлитым в раскаленном воздухе невозмутимым спокойствием и плавящимися в мареве жары очертаниями нехитрого сельского быта, а затем все это потонуло в надрывных бабушкиных рыданиях и смущенных дедушкиных всхлипываниях, которые чуть не задушили меня в своих объятьях от переизбытка родственных чувств! Что же, их тоже понять можно – любимый внук в кои-то веки из детского дома приехал…
В деревне все мне, неисправимо городскому жителю, было в диковинку и в радость! Каждое утро я просыпался в отличном, а точнее сказать, восторженном настроении, слушая, как весело кудахчут на улице беспечные курицы, и заливается лаем от невыносимого счастья бытия навечно пристегнутый цепью к своей будке дворовый пес по кличке Барбос!
Соорудив наспех из только что снесенных, еще теплых яиц себе аппетитно скворчащую на сковородке яичницу с большими ломтями нежнейшего сала и дольками вкуснейших мясистых помидоров, я с наслаждением уплетал за обе щеки этот гастрономический шедевр, запивая его парой стаканов парного, надоенного с рассвета молока, и отправлялся помогать старикам по хозяйству.
За какой-то месяц я научился умело пасти коров (благо у бабушки их имелось аж две – было с кем разгуляться на воле!) мастерски – по крайней мере, мне так казалось – косить сено, ловко управлять лошадью с воза, на котором мы с дедом доставляли скошенную траву домой, залихватски рубить дрова на зиму, а также пропалывать многочисленные грядки, чистить предварительно осушенный колодец, в который меня опускали с помощью специального приспособления, ну и, конечно, варить знаменитый украинский борщ!
Но с еще большим удовольствием я бездельничал, подолгу простаивая у какой-нибудь, украшающей деревенскую улицу, шелковицы и с жадностью поедая черные ягоды, взрывающиеся неповторимым вкусом у меня во рту! Вот это, я понимаю, лакомство! А
