Анатолий Воронин - Второй пояс. Откровения советника

И они оправдали мои надежды. В шестом часу вечера из дежурки прибежал посыльный, который передал мне записку, в которой было всего три слова: «Тринадцатому. Облако наблюдалось». Я едва не подпрыгнул от радости. «Тринадцатым», согласно разработанной «легенде», был я, а что касаемо «облака», то это означало только одно – взрыв в обозначенном квадрате имел место быть. Единственное, чего я еще не знал в тот момент, так это конкретного результата того взрыва.

Как бы то ни было, я пулей рванул к грушникам, и уже через пару минут мы сидели с Володей за сочинением депеши Варенникову. Много писать не стали, но самое главное указали. Что, мол, благодаря совместным усилиям советников ГРУ и МВД операция по ликвидации полевого командира Гафур Джана осуществлена в намеченные сроки, результаты ее уточняются и будут доложены дополнительно, после получения соответствующего подтверждения через агентуру и взаимодействующих. Шифровка тут же была обработана грушным шифровальщиком и по каналу закрытой связи ушла в Бригаду, где ее наверняка незамедлительно доложили Варенникову. А потом были небольшие «посиделки», на которых мы с наивеличайшей радостью выпили за упокой души грешного моджахеда Гафур Джана и его ближайшего бандитского окружения.

Информация о результатах спецакции поступила спустя двое суток. После теракта «духи» блокировали все дороги из «зеленки» в город, и доставка информации от Абдуллы была не менее рискованной затеей, чем организация самого взрыва. Тем не менее записка эта была доставлена через резервный «почтовый ящик» и накануне 10-й годовщины Саурской революции стала своеобразным подарком к празднику.

Абдулла сообщал, что его люди одним взрывом ликвидировали сразу восемь человек. После взрыва двое моджахедов, получившие тяжелые ранения, были еще живы, и их пришлось добить ножом. Как и было запланировано, панаму оставили в том месте, где бойцы Абдуллы сидели в засаде. При этом они проявили некую изобретательность и, прежде чем оставить «шуравийский вещдок», вымазали панаму в крови одного из убитых моджахедов, сымитировав тем самым, что между моджахедами и шурави была жестокая стычка, в ходе которой погиб один из шуравийских «шайтанов». Может быть, это хоть как-то согреет душу моджахедам.

В тот же день я вместе с Михалычем съездил в Бригаду, где накануне праздника Варенников проводил своеобразный инструктаж. Мы узнали, что буквально сразу же после совещания он улетал в Кабул, где на следующий день должен был присутствовать на параде афганских войск. А после праздничных мероприятий в Кабуле генерал улетал в Союз, где планировал пробыть до 12 мая. Варенников похвастался, что приглашен Горбачевым для участия в параде на День Победы и будет в этот праздничный день на Красной площади в качестве почетного гостя. По ходу совещания Михалыч доложил генералу о результатах спецоперации, и расчувствовавшийся Валентин Иванович по-отечески заметил:

– Ну вот, можем же работать, когда захотим.

После этого он поднял меня и Володю Мельника с места и от своего имени объявил благодарность.

Не знаю, как обстояли дела у Володи, но в своем личном деле записи об этой устной благодарности, полученной от генерала Варенникова, я так никогда и не увидел.

А жизнь продолжалась своим чередом.

На годовщину Апрельской революции в Кандагаре прошел праздничный парад. Официально он был назначен на десять часов, а состоялся в девять. Это было сделано специально, чтобы сбить с толку «духов», которые спланировали обстрел города в момент проведения парада. Обстрел города в тот день, конечно же, был, но он не принес никому вреда, поскольку на улице перед губернаторством участников парада уже не было. Все отсиживались по местам работы, где были организованы торжественные мероприятия «местного розлива».

В царандое такие мероприятия тоже проводились. В офицерской столовой Мир Акай закатил пир горой. Правда, никакой выпивки там не было, а вот угощений на столах нашлось до отвала. Чуть позже мы отдельно собрались в кабинете у командующего и довольно крепко «газанули» за праздник и вообще – за нерушимую афгано-советскую дружбу.

Поскольку следующий день был тоже нерабочим, все советники собрались у бассейна. Пожарной мотопомпой, на время презентованной царандоевскими пожарными, мы выкачали из него грязную воду, и общими усилиями скребками и щетками очистили стены и дно бассейна от зеленой слизи, водорослей и прочей грязи. Чистой вода в бассейне продержалась всего неделю, по истечении которой под палящими лучами южного солнца зацвела изумрудно-зеленым цветом, а поверхность воды покрылась какой-то мутной пенистой пленкой. Уже вечером, когда зачистка бассейна была успешно завершена, в него начали закачивать свежую воду из скважины.

Всех нас радовало, что первомайские праздники мы будем встречать как «белые люди», купаясь в кристально-чистой прохладной воде.

Тихий переворот

Пока мы мудрили в «зеленке», устраивая охоту за главарем бандитов, в городе произошли события, которые иначе как знаковыми нельзя было назвать.

Наконец-то объявился Сардар. После трехнедельной отлучки он выглядел весьма бодрым и даже немного располневшим. По прилете в Кандагар он уединился с Мир Акаем, и в тот день никто из советников так и не смог их больше увидеть. Михалыч, попытавшийся обстоятельно поговорить с Сардаром, с тем чтобы узнать от него все свежие кабульские сплетни, был крайне удивлен, когда узнал, что тот вместе с командующим уехал к губернатору, откуда они, если верить словам дежурного офицера, вдвоем должны были проследовать в провинциальный комитет НДПА.

То, что оба всячески избегали встреч со своими советниками, тут же породило массу слухов и домыслов. Ну, ладно, Сардар, от него чего угодно можно было ожидать, но почему так себя ведет Мир Акай, который ни от меня, ни от Михалыча никогда ничего не скрывал? Для нас это было не совсем понятно и в какой-то мере даже неприятно. Тем более что все эти события происходили накануне первомайских праздников, традиционно отмечаемых афганцами вместе с советниками.

Вечером 30 апреля Михалыч провел импровизированную джиласу, на которую пригласил меня, советника политотдела царандоя Андреева и переводчика Анцупова. «Пригласил» – не вполне точно сказано, поскольку все четверо жили на одной вилле. Просто собрались вечером за ужином и решили тщательным образом обсудить проблемы текущего момента. Нужно было поставить все точки над «i», чтобы было понятно, как нам вести себя в дальнейшем при общении со своими подсоветными. Было ясно как день, что они становятся неуправляемыми. Если раньше Сардар хоть и неохотно, но исполнял все наши указания, то за последнее время он стал совсем неузнаваем. Встреч со мной он всячески избегал, а потом и вообще смылся в Кабул. Ну, ладно, его туда вызвало его же начальство. Но почему он столько времени не возвращался обратно, что там такое с ним в Кабуле приключилось, что он вообще исчез из поля зрения?