Том Сегев - Симон Визенталь. Жизнь и легенды

Документы, хранящиеся в архиве Визенталя, подтверждают, что он заинтересовался Вагнером еще за несколько лет до того, и, подобно многим другим делам, которыми он занимался, это дело тоже привлекло его внимание случайно.

Однажды он получил письмо от женщины по имени Ирене Фройденхайм. Она была из еврейской семьи и родилась в Германии, но ее детство прошло в Уругвае. В пятидесятые годы она переехала в Бразилию. Ее отец был радиоведущим и журналистом. Фройденхайм прочитала книгу Визенталя «Убийцы среди нас» и написала ему, чтобы выразить благодарность, но, как и многие, кто ему писал, тоже воспользовалась этой возможностью, чтобы сообщить, что знает человека, который, как ей кажется, является беглым нацистским преступником. Такие письма Визенталь без внимания не оставлял. Он написал Фройденхайм, что упомянутое ею имя в его картотеке не числится, но спросил, не могла бы она попробовать найти Вагнера (в письме он указал год его рождения).

Имя отца Фройденхайм, радиоведущего и журналиста Германа Гефхардта, было Визенталю, по его словам, знакомо, но о ней самой он – помимо того, что она написала о себе сама, – ничего не знал, и никаких оснований полагать, что она захочет взяться за это задание, у него не было. Однако он поступал так уже неоднократно, ведь терять ему было нечего, и на этот раз тоже не ошибся: Фройденхайм согласилась. В полиции у нее были связи, и ей удалось раздобыть для Визенталя иммиграционные документы Вагнера, включая его фотографию. Визенталь попросил ее нанять частного детектива и пообещал ей все расходы оплатить, но Фройденхайм посоветовалась со своим знакомым в полиции, и тот сказал ей, что в Сан-Паулу нет частного детективного агентства, на которое можно положиться. Тогда Визенталь попросил ее связаться с вдовой Штангля, но как это сделать, Фройденхайм не знала и написала, что может вместо этого спросить адрес Вагнера в западногерманском консульстве. Визенталь велел ей действовать осторожно: ни в коем случае, писал он, нельзя упоминать в консульстве, что Вагнер разыскивается как военный преступник; максимум, что можно сказать, – это что он нужен ей как свидетель по иску о компенсации.

Подобно настоящему секретному агенту Фройденхайм стала соблюдать правила конспирации и начала писать Визенталю через другого человека, жившего в Европе. Она опасалась, что на почте могут обратить внимание, что она переписывается с Визенталем, и все ее усилия пойдут насмарку.

Ирене Фройденхайм была всего лишь одним из тех бесчисленных «агентов» Визенталя, чье воображение ему удалось распалить. Все они, как и он сам, действовали добровольно, были людьми любознательными и в той или иной степени любили приключения. Однако в данном случае, как и не раз в прошлом, Визенталь воспользовался также услугами журналиста. Его звали Марио Химанович; он был корреспондентом газеты «Жорнал до Бразил».

Они познакомились во время одной из поездок Визенталя в Израиль, и, по словам Визенталя, Химанович согласился выяснить, нет ли в редакции его газеты фотографии с празднования дня рождения Гитлера в Сан-Паулу. Оказалось, что в самый разгар вечеринки нагрянули полицейские (они думали, что это коммунистическая сходка, но, увидев, что это всего лишь неонацисты, успокоились и ушли), а вместе с полицейскими явились фоторепортеры, и участники празднества согласились сфотографироваться. Однако все это произошло не в Сан-Паулу, а в окрестностях Рио-де-Жанейро, и Густав Вагнер там не присутствовал. Визенталь был разочарован, но поступил в характерном для него стиле. Он пометил на фотографии одного из людей и сказал Химановичу, что это Вагнер. «Марио, – пишет он, – эту наживку проглотил».

Между тем сам Химанович излагает факты иначе. Визенталь, по его словам, действительно предложил ему сенсацию, но он (Химанович) ответил, что без фотографии сенсации не получится, так как никому не известно, кто такой Вагнер. Тогда они вместе пометили на фотографии одного из изображенных на ней людей, и Химанович согласился эту историю опубликовать, хотя и знал, что она липовая.

Много лет спустя Химанович затруднялся объяснить, почему Визенталь в своих мемуарах решил исказить факты – то ли хотел приписать сенсацию себе, то ли хотел защитить его, Химановича, профессиональную репутацию, то ли по обеим причинам одновременно, – но в любом случае материал был опубликован на первой полосе и вызвал большой резонанс. Вагнер услышал свое имя по радио и сдался полиции. По его словам, он сделал это для того, чтобы его не похитили агенты израильских спецслужб.

Естественно, возник вопрос, что с ним делать. Об экстрадиции Вагнера просили несколько стран, включая Израиль, но из-за какой-то опечатки, вкравшейся в текст западногерманского прошения о выдаче, Вагнеру удалось высылки избежать. Апелляцию по этому делу Верховный суд Бразилии отклонил. «Для евреев Бразилии, – пишет Визенталь, – отказ выдать Вагнера был тем более болезненным, что одновременно с этим бразильское правительство признало Организацию освобождения Палестины».

Однако Вагнер (который, кстати, всегда жил в Бразилии под своим собственным именем), по-видимому, не выдержал нервного напряжения, и через некоторое время его тело было найдено на какой-то отдаленной ферме. Визенталь обнародовал две версии его смерти: в одной говорится, что Вагнер ударил себя ножом, а в другой – что повесился. Химанович считал, что Вагнера убили.

3. Теракт

Время от времени Визенталь ездил в ФРГ, в Дюссельдорф, где проходил самый длинный и самый дорогостоящий в юридической практике судебный процесс над шестнадцатью военными преступниками. Их судили за преступления, совершенные в лагере смерти Майданек. Зрелище это было постыдное. Нескольких обвиняемых уже на ранней стадии процесса освободили из-под стражи из-за проблем со здоровьем или оправдали, а один из них умер. В результате осталось девять человек. Среди них было две женщины, и одной из них являлась Гермина Браунштайнер-Райен по кличке Кобыла. Соединенные Штаты экстрадировали ее в ФРГ после того, как Визенталю удалось установить, что она живет в Нью-Йорке.

Всех обвиняемых, кроме нее, выпустили под залог. Каждое утро они приходили в окружной суд, здоровались, вешали пальто на вешалку, пили кофе, просматривали газеты, заходили в зал № 111, рассаживались по своим местам, через какое-то время расходились на перерыв, а после перерыва возвращались в зал заседаний и сидели там до конца дня. Так прошло пять лет; состоялось около пятисот заседаний.

Обвинение сделало все от него зависящее и вызвало около трехсот пятидесяти свидетелей, в основном бывших узников Майданека, которые приехали из США и Израиля. Многие рассказывали совершенно чудовищные вещи – в частности, о том, как жестоко Браунштайнер-Райен обращалась с детьми, – а та, в свою очередь, время от времени на свидетелей огрызалась (иногда по-английски). Однако как правило, на заседаниях царила полусонная атмосфера, а свидетели давали показания при пустом зале. Время от времени, правда, на суд приводили группы солдат и учащихся, но с воспитательной и политической точки зрения это было пустой тратой времени.