Маргарита Рудомино - Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв.

Когда в широких массах нашего народа наметилась тяга к изучению иностранных языков, — эта скромная библиотека сама собой в течение нескольких месяцев превратилась в школу языков. Бывало, какую дверь ни откроешь в старинном приземистом здании, в каждой комнате видишь лысого или седого учителя, окруженного толпой учеников.

В одной комнате изучали начатки французской грамматики, в другой толковали о произношении английских дифтонгов, в третьей на чистейшем кастильском наречии декламировали Лопе де Вега (Lope de Vega).

Так готовила библиотека для себя новые кадры читателей.

Иные библиотеки бывают похожи на чинные кладбища книг. Эта библиотека больше всего напоминала мне бурно работающую кипучую фабрику. На основе прекрасного наследия прошлых веков здесь творилась новая культура. Каждый цех этой фабрики работал упорно и страстно. И если, например, на стене вестибюля появлялась бумажка с извещением о том, что "завтра профессор Морозов прочтет на английском языке лекцию о Драйдене и Попе (Dryden and Pope)", у лекционной залы заранее выстраивалась длинная очередь, словно у кассы театра во время премьеры. Бывали такие дни, когда эти очереди тянулись вдоль всего дома по улице. И тогда прохожие спрашивали:

— Что здесь такое? Театр?

И случалось, их догадка бывала верна, потому что читатели библиотеки для лучшего усвоения чужой им речи разыгрывали здесь отрывки из иностранных комедий и драм на французском, испанском и других языках. Так за месяц до войны (восемнадцатого мая тысяча девятьсот сорок первого года) читатели поставили на здешних подмостках сцены из "Сна в летнюю ночь" ("Midsumma Nights Dream"), из "Мнимого больного" ("Malade imaginaire") и тд. А потом декламировали Горация (Horace) по-латыни, Петрарку по-итальянски, Байрона по-английски и проч.

Немудрено, что из этой библиотеки в конце концов вырос Первый Московский институт иностранных языков. Институт перекочевал в другое здание, а библиотека с той же вдохновенной энергией продолжала работу по пропаганде всемирной словесности. Ее неутомимая основательница М.И.Рудомино (Rudomino) открыла филиалы библиотеки на многих заводах и фабриках…

Сейчас я пришел сюда посмотреть новую библиотечную выставку. Выставка посвящена семидесятипятилетию со дня рождения Герберта Уэллса (H.G.Wells). Здесь на особом стенде демонстрируются первые издания "Машины времени" (The Time Mariner), "Чудесного визита" (The Wonderful Visit), "Пищи богов" (The Food of the Gods) и т. д. И тут же, в виде виньетки, на той же стене великолепные щипцы для тушения зажигательных бомб. Под портретом мистера Уэллса — не пальмовые гирлянды, не букет цветов, а вместительный ящик с сыпучим песком для тех же пожарных надобностей. Библиотека работает прежними темпами. Вот юноша зарылся в чашу книг и делает какие-то выписки. Это — Балашов, литературовед. Он работает над диссертацией "Эстетика Бодлера" (Baudelaire). Мы подошли к нему, и он сообщил:

— Я мобилизован… Но меня еще не взяли на фронт. Вот и пытаюсь закончить работу.

Рядом пышноволосая Ирина Бухтеева. Музыковед. Пишет многолетнее исследование "Песни Шумана на тексты Гейне". Но теперь перед ней не стихи и не ноты, а какая-то картонная модель. Что это? — Сухой огнетушитель "Тайфун". Изучаю конструкцию. Сегодня я дежурю в пожарной бригаде.

Вот бывший рабочий Гулевич. Научился читать и говорить по-английски в филиале библиотеки одного из заводов, потом окончил Институт иностранных языков, и теперь работает преподавателем английского языка в ряде ВУЗов. Он в военной форме лейтенанта: забежал сюда на полчаса почитать американские газеты.

Библиотекой только что получены новые книги. Аппетитно сверкают они своими глянцевыми обертками:

— Г.Л.Менкен — "Счастливые дни". (H.L.Manken "Happy Day").

— Луи Газамиан — "Развитие английского юмора" (The Development of English Humour)

Я шагнул к стенду, где выставлены эти новинки, но споткнулся и чуть не упал: пожарный резиновый шланг незаметно растянут у порога, как бы желая напомнить, что всем этим Гейне и Байронам, всей мировой культуре гуманизма ежеминутно угрожают фашистские бомбы.

Две бомбы уже были сброшены на эту библиотеку еще в июле, в один из первых воздушных налетов. Их удалось потушить, и сейчас не удивляйтесь, если по вторникам, четвергам и субботам вы увидите у книжных шкафов вместо миловидных библиотекарш — каких-то уродов со слоновьими хоботами. В эти дни все библиотекарши работают в противогазовых масках, облаченные в комбинезоны пожарников.

В вестибюле две новые выставки: "Антифашистская литература всех народов" и "Высказывания писателей мира о Великой Отечественной войне".

Здесь и Эрскин Колдуэлл, и Катарина Сусанна Причард, и Жан Ришар Блок, и Эптон Синклер, и Клиффорд Одест. Рядом широкий пожарный бочонок, налитый доверху водой, ведра, лопаты, разноцветные мешочки с песком и опять-таки резиновый шланг.

Под этой крышей собраны чудесные книги — первые издания Руссо, Дидро, Вольтера, Свифта, Вордсворта, Гердера, Шиллера, Тика. Здесь стотомное собрание сочинений Гёте, здесь "Кастильские классики" в ста четырнадцати томах и т. д. Шекспироведение представлено здесь так богато и пышно, что один только перечень хранящихся здесь книг и статей о Шекспире составляет увесистый том.

Все эти книги каждой своей строкой, каждой буквой отвергают, разоблачают, клеймят ту философию насилия и расовой ненависти, по внушению которой одичалые наци сейчас заливают Европу океанами человеческой крови. Хотя любой солдафон, прорвавшись сюда на каком-нибудь "Онкерсе", может двумя-тремя бомбами уничтожить это благородное хранилище книг; дух, который дышит в этих книгах, победоносен, несокрушим и бессмертен, ибо это дух свободы и права.

Н.П.Колосова, В.П.Енишерлов. Красивая старость[99]

Уходящая раса, Спасибо тебе!

В 1973 г. наш приятель, мать которого работала в Библиотеке иностранной литературы, рассказал о беде, свалившейся на это учреждение: дочь Косыгина стала во главе библиотеки, выжив на пенсию "старушку Рудомино". Сотрудники в панике, кто-то уходит сам, кто-то ждет неизбежного увольнения. Подробности забылись, осталось только общее впечатление — при Рудомино Библиотека была культурным оазисом и прибежищем гонимых интеллектуалов, теперь она превратится в обычное казенное советское заведение. А сама бывшая директриса тогда представилась нам кроткой, беспомощной старушкой, до той поры по какому-то недосмотру занимавшей начальственный пост. Прошли годы, и вот в 1985 г. судьба свела нас с Маргаритой Ивановной: мы снимали дачу в деревне Барвиха, она жила неподалеку и у нас оказались общие знакомые. Первое впечатление — только не "старушка"! И как это мог приятель назвать ее старушкой 12 лет тому назад?! Яркие, голубые, не выгоревшие за 85 лет глаза, ясный и проницательный их взгляд. Необычайно молодой голос. Аккуратная прическа, маникюр, бусы. Спокойного фасона платье, удивительно ей идущее. Она ни в коей мере не молодится, она просто не утратила женственности. Наделена была в высшей степени и не утратила. Поистине пример Вечной Женственности. И за все те пять лет, что мы общались с Маргаритой Ивановной, ни разу не застали ее врасплох — непричесанной, в "туфлях и в халате", кое-как одетой. Даже когда ей приходилось заниматься мытьем посуды (вообще-то стараниями близких М.И. была от кухни освобождена), она надевала не банальный передник, а привезенную из-за границы прелестную пеструю нейлоновую блузу с пуговицами на спине, в которой выглядела, как всегда, нарядной.