Михаил Водопьянов - Небо начинается с земли. Страницы жизни

Мюллер бросил беглый взгляд на молодого, прихрамывающего летчика и буркнул переводчику:

– Это не он. Меня сбил старый, опытный ас.

Потом он, немного подумав, добавил:

– Пусть расскажет, как шел бой!..

Сорокин движением рук и пальцев наглядно воспроизвел все перипетии воздушного боя. Мюллер убедился в том, что сидевший напротив него лётчик действительно участвовал в роковой для него схватке. А узнав, что у этого летчика нет ног, немец долго ругался, досадуя на свое поражение…

После этого Сорокин участвовал во многих воздушных схватках.

Двадцатого августа 1944 года, возвращаясь с очередного боевого задания и еще находясь в воздухе, он услышал по радио голос командира полка:

– Гвардии капитан Сорокин Захар Артемьевич! Поздравляю с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза.

Он тотчас же радировал традиционный ответ советских воинов:

– Служу Советскому Союзу!

…В конце войны Захар Артемьевич Сорокин был переведен на Черноморский флот. К Дню Победы на его боевом счету было восемнадцать сбитых вражеских самолетов. Двенадцать побед он одержал, летая без ног.

Несколько мирных лет он прослужил еще в военной авиации, теперь уже в «земной» должности штурмана наведения, потом демобилизовался.

В последние годы он живет в Москве, занимается литературным трудом – написал несколько книг о дважды Герое Советского Союза Борисе Сафонове, о друзьях-однополчанах, о своем боевом пути.

Друга прикроет друг…

Лейтенант Гурьев начал летать в районе Сталинграда, когда фронт проходил еще за Доном. Он видел, как двигались на запад гурты скота, вереницы беженцев, до отказа груженные машины и телеги, навьюченные коровы, верблюды. По обочине дороги брели старики и женщины, толкая перед собой детские коляски с домашним скарбом, а рядом семенили малыши, месившие пыль голыми ножками. И все с тревогой поглядывали на небо: не видно ли со стороны Дона фашистских самолетов.

Советские истребители охраняли дорогу, вступая в частые схватки с гитлеровскими летчиками, пытавшимися поливать пулеметным огнем мирных, измученных людей, уходивших из родных мест. В одной из таких схваток Гурьев открыл свой боевой счет. От его пули загорелся вражеский истребитель «мессершмитт» и ярко пылающим костром неуклюже рухнул в степь. На своем "ястребке" Гурьев вывел тогда красной краской первую звездочку.

К концу августа сорок второго года поток беженцев иссяк, волна эвакуируемых с дальних мест прошла через Сталинград. По ночам далеко видны были в степи пожары – горели хлеба и села. Фронт приближался к огромному городу, привольно раскинувшемуся на шестьдесят километров вдоль Волги.

…Памятное утро двадцать третьего августа было душным и жарким. Накаленные солнцем земля и каменные здания не успевали охладиться за ночь. С восхода солнца дворники обильно поливали асфальт, газоны и деревья. Над их головой очень высоко кружился вражеский разведчик – «рама». В утренних косых лучах солнца блестели на виражах стекла кабины. Прерывисто урчали моторы двухвостого самолета, уходившего на запад. Потом в небе над Сталинградом появились юркие «мессеры», а за ними тяжелые «юнкерсы» и «хейнкели».

С юга на север шли фашистские бомбардировщики. Их гнали и преследовали наши летчики, обстреливали зенитчики. Немецкие самолеты то появлялись из-за облаков, то вновь уносились в высоту для того, чтобы вынырнуть в другом месте и сбросить на Сталинград фугасные бомбы большой взрывной силы.

Население города перебралось в убежища, щели, землянки и подвалы.

Начались пожары.

Весь день на Сталинград друг за другом, волнами шли эскадры фашистских бомбардировщиков. Все центральные районы города пылали. Не менее шестисот вражеских самолетов, каждый из которых сделал два-три вылета, бомбили Сталинград.

После объявленной в этот день в городе воздушной тревоги так и не последовал отбой. Он наступил только после окончательного разгрома гитлеровских войск под Сталинградом – второго февраля.

Казалось, вражеским налетам не будет конца. Огромный цветущий город, в котором жило около полумиллиона человек, превратился в развалины. И ночью фашистские самолеты продолжали бешеную бомбежку Сталинграда, освещая его ракетами.

Враг потерял десятки самолетов, сбитых советской истребительной авиацией и зенитчиками. Но это не останавливало его. Бомбежка продолжалась.

Лейтенант Гурьев, как и все его товарищи по эскадрилье, почти весь тот день был в воздухе. Он возвращался на аэродром, заправлялся горючим, брал новые пулеметные ленты и вновь взмывал ввысь, бросаясь вдогонку за «юнкерсами».

Он сделал несколько боевых вылетов. На фюзеляже его «ястребка» прибавилась еще красная звездочка. Но на этот раз ее вывел не сам Гурьев, а его техник. лётчик же еле добрался до блиндажа, упал на койку и, не раздеваясь, заснул тяжелым сном, настолько он был обессилен.

Так началась для Гурьева великая битва у Сталинграда. Эскадрилье, в которой он служил, была поручена охрана переправ через Волгу в районе Тракторного завода. По нескольку раз в день поднимались в воздух «ястребки», завязывая скоротечные схватки с вражескими самолетами.

И очень часто подбитые гитлеровские машины пыряли в темную от нефтяных пятен Волгу, по которой медленно плыли трупы и обломки разбитых катеров, шлюпок и барж.

Аэродромы находились в степи, недалеко от Волги, у ракитовой рощи. Самолеты стояли среди деревьев, на просторном лугу. Они были прикрыты ветками с еще не опавшими листьями, и их трудно было заметить с воздуха.

В здании заброшенной МТС расположился ПАРМ – полевые авиамоторные мастерские. Штаб полка, столовая и общежития помещались в землянках, где всегда стоял приятный смолистый запах от свежих досок обшивки.

Однажды, когда все самолеты эскадрильи поднялись по очередной тревоге, на аэродроме появился молодой лётчик с небольшим чемоданом в руке. Он то и дело останавливался, прикладывал ладонь козырьком к глазам и всматривался в небо, откуда доносился гул моторов и отдаленные прерывистые пулеметные очереди. лётчик подошел к группе механиков, так же как и он наблюдавших за небом.

– Развлекаются! – сказал он, подняв руку вверх.

– У нас часто бывает такое веселье! – ответил механик, не поворачиваясь в сторону говорившего.

Худой и длинный инженер эскадрильи, которого все звали за рост «дядей Степой», взглянул на кубики на петлицах новенькой гимнастерки прибывшего и спросил, слегка заикаясь:

– А вы к нам, товарищ младший лей… лейтенант?

Летчик лихо козырнул и посмотрел снизу вверх на инженера, хотя и сам был, что называется, «выше среднего» роста.