Махмуд Гареев - Моя последняя война. (Афганистан без советских войск)

Война, смысл которой до конца не понимал не только солдат, но и Верховный Главнокомандующий, определила и все остальные неопределенности и неполадки, начиная с организационной структуры войск и кончая правовыми нормами, которые заставляли воевать, живя по бюрократическим законам мирного времени. А. Нурмурадов, в упомянутой книге, приводит пример, когда отрицательный ответ наградного отдела Верховного Совета СССР на представление Б. Наметова к званию Героя Советского Союза пришел через 7 лет после гибели этого доблестного офицера. Мне приходилось разговаривать с работниками аппарата ЦК КПСС и руководителями кадровых органов самого высокого ранга, которые были убеждены, что такая система правильна, если даже 7 лет издеваются над мертвым человеком. Эти люди и сейчас, где работали, там и работают. Ни один из них из «тарелки» не выпал.

Во всем этом мраке остается лишь светлый образ советского солдата и офицера, которые и в Афганистане, несмотря на все эти неопределенности и сложности своего положения, когда надо было иметь дело не с противником в открытом бою, а с моджахедом, который постоянно растворялся среди местного населения, несмотря на необычные климатические, географические и психологические условия, — самоотверженно выполняли, свой долг. Настоящий солдат ни при каких обстоятельствах иначе и поступать не может.

Чем кончилась война в Афганистане: нашей победой или поражением?

Чаще всего пишут и говорят о нашем поражении. Причем некоторые политики и журналисты говорят об этом с каким-то особым смаком и с нескрываемой радостью. Как-то я видел по телевидению известного идеолога, который с гордостью и апломбом заявил о поражении СССР в холодной войне, видимо, полагая, что он тоже приложил руку к этому поражению и зачисляет себя в лагерь победителей.

Если говорить об афганской войне в целом, то более уместным было бы вести речь о провале нашей политики. И не потому, что любая политика по отношению к Афганистану была обречена на неудачу. Выше уже говорилось, что была возможность принятия более рациональных решений. Но были приняты другие.

И несостоятельность принятых политических решений не в том, что они принимались в «узком» или «широком» кругу высших должностных лиц, а в не соответствии их сложившейся обстановке и долгосрочным интересам. Главная причина этого не только в некомпетентности тех или иных руководителей, а в самой системе управления, когда высшее руководство было отгорожено от научной мысли, общественного мнения огромным партийным и государственным чиновничьим аппаратом, через который (при многочисленных согласованиях и притирках) ни одна смелая и по-настоящему умная мысль или радикальное, перспективное предложение никаким образом пробиться не могли.

Я не сторонник политических взглядов Г. Х. Попова. Но уважение к истине и к политическому оппоненту требует признания, что Гавриил Харитонович написал очень умную статью (рецензию) на книгу Александра Бека «Новое назначение»,[89] где он метко подметил основные слабые места сложившейся в то время системе управления:

Внутреннее побуждение требует поступать так, а человек заставляет себя делать нечто противоположное, ибо этого требует логика существующей системы управления. Чрезмерная централизация, перегрузка Верха и бесправность и безынициативность Низа. Чем выше работник, тем тяжелее его ноша, тем труднее ему нести «шапку Мономаха». При таком подходе на многое руководителя не хватало и многое решалось просто в силу пределов физических возможностей человека (в сталинские времена) или в более позднее время руководитель обкладывал себя многочисленными секретариатами, помощниками, экспертами, советниками и попадал в полную зависимость от подготавливаемых ими обтекаемых справок, главная цель которых не решение вопроса, а стремление всеми путями уклониться от него. Вместе с тем, бездействовали или лишь имитировали работу созданные для этого министерства и соответствующие управления. Такая система управления определяет и суть кадровой политики. Циклы кадровых перемен в системе начинают все меньше учитывать дело и все больше личную преданность, исполнительность, покладистость. В итоге эта Система уже не может производить нужных себе руководителей. Она обречена на то, чтобы каждое новое назначение было хоть на вершок, но хуже предыдущего. Добавим к этому что постепенно вырабатывался руководитель типа начальника поезда, который в лучшем случае может быть добросовестным, активным и требовательным, наводить порядок в вагонах, гонять проводниц, но он не может повлиять на движение поезда и тем более изменить направление его движения. Поезд, если все будет нормально в пути, будет идти по проложенным рельсам…

Эти пороки в так называемой «кадровой политике» давали о себе знать в политике, экономике и оборонных делах. А на судьбе вооруженных сил особенно пагубно сказывались просчеты в политике, ставя их в ряде случаев в крайне трудное положение.

В связи с этим можно не соглашаться, а в ряде случаев и осуждать эгоистичность и коварство политики западных стран, но надо отдать должное тому, что правители этих стран и во время второй мировой войны и в послевоенные годы умели, как правило, (за исключением Польши, Франции в 1939–1940 гг., США — войны во Вьетнаме) создавать максимально благоприятные условия для действий своих вооруженных сил и всесторонней подготовки операций, пренебрегая порою общесоюзническими интересами, и исходя исключительно из эгоистических национальных интересов. США вступили в первую мировую войну лишь в апреле 1917 г., когда исход войны был предопределен. Во вторую мировую войну они вступили в декабре 1941 г., после внезапного нападения Японии на Пёрл-Харбор. Наиболее крупные десантные операции в Африке в 1942 г., Сицилии в 1943 г., в Нормандии в 1944 г., были проведены после более, чем годичной подготовки каждой из них. Этим объясняются и сравнительно небольшие потери.

В США и сегодня часто ссылаются на так называемую «доктрину Уайенберга», означающую, что США могут и должны вступить в войну только в тот момент, когда создаются для этого благоприятные условия и после гарантированной всесторонней подготовки к ней. Поучительна в этом отношении внешнеполитическая подготовка США к военной операции в районе Персидского залива в 1991 г. Это и затеянная заблаговременно сложнейшая дипломатическая игра и политическая интрига со странами Ближнего Востока и с президентом Ирака по подталкиванию его к нападению на Кувейт, подготовка общественного мнения и обеспечение поддержки внутри страны и большинством других стран, включая СССР, проведение хорошо продуманной дезинформации и психологической операции с целью изнурения и подрыва морального духа иракских войск, получение от государств, предоставивших оружие Ираку, данных о частотах его радиоэлектронных средств, неоднократное откладывание срока нанесения удара по Ираку, и создание иллюзии политического разрешения конфликта, переход в наступление сухопутных войск коалиционных сил после проведения длительной массированной воздушной кампании и именно в тот момент, когда Ирак начал отводить войска из Кувейта и вывел их из подготовленных укрытий и оборонительных позиций на открытую местность. Короче говоря, было сделано все, чтобы войска могли без особого риска, напряжения и больших потерь выполнить поставленные им задачи. Такому может позавидовать любая армия, любой солдат.